О монахе – завсегдатае публичных домов, или Не осуждайте прежде времени

На рубеже VI и VII века в Александрии, одном из крупнейших городов того времени, вечерами можно было увидеть странную картину: перед самым закатом солнца умудренный сединами монах, на вид лет шестидесяти, стучится в дверь блудилища. Он не прятался и не пытался скрыть, по крайней мере, свои иноческие одежды, напротив, – степенно дожевывал на ходу вареный боб и громким стуком вызывал привратника из дома греха. Подобными заведениями Александрия изобиловала, но многочисленных блудниц мог узнать в лицо каждый – такой отпечаток накладывало на женщин их порочное занятие.

Торопясь домой, прохожие поначалу не особо обращали внимание на странного монаха, но повторяющаяся ежевечерняя картина стала возмущать бдительных горожан.

Следует отметить, что александрийцы той эпохи не были примером чистоты и целомудрия. Известная истина о том, что именно спрос рождает предложение, – подтверждение тому, что нравы местных жителей не отличались особенным благочестием. Даже настоятели египетских монастырей со строгим уставом только по крайней нужде решались посылать монахов в Александрию, доверяя это нелегкое испытание только опытным подвижникам, умеющим противостоять соблазнам. При этом даже в жизнеописаниях египетских отцов благочестия часто вспоминаются ситуации, когда строгие иноки-аскеты не выдерживали александрийских искушений и впадали в тяжкие прегрешения.

Преподобный Виталий – так звали монаха, о котором пойдет речь далее, пришел в Александрию из монастыря преподобного Серида. Там он служил Господу еще с юношеских лет и снискал славу благочестивого, богобоязненного инока, усердного молитвенника и смиренного подвижника. Уже в преклонном возрасте преподобный решился на почти немыслимый поступок: покинув обитель, он поселился в столь неподходящей для монашеского уединения Александрии. Бушующий пороками и искушениями город негостеприимно принял старца – там не особо чтили праведников, да еще с настолько странным, чтобы не сказать скандальным, поведением. Еще бы: каждый день с утра до ночи преподобный Виталий трудился в поте лица, зарабатывая 12 медных монет. Был немногословен, ничего не вкушал, строго постясь, уже перед закатом позволял себе скудный ужин – один вареный боб. А потом с совершенно невозмутимым выражением лица делал то, что заставляло александрийцев так негодовать – шел в публичный дом и уединялся там на ночь с одной из блудниц. Причем его компаньонки каждый вечер менялись, а старец будто бы и не стеснялся вовсе собственного, неподобающего не то, что монаху – даже приличному человеку, поведения. Вскоре на каждом углу Александрии при виде странного монаха начинали переглядываться.

– Ступай, окаянный, – тебя ожидают блудницы, – плевались одни.

– Святошей прикидывается, а сам... – шептались другие.

– Такие они, эти служители Церкви. Богом своим прикрываются, а творят, что хотят, – негодовали третьи. Некоторые и вовсе прямым текстом, не стесняясь в выражениях, советовали старцу, куда ему идти и что делать с блудницами.

Город, казалось, жил своей жизнью, но накал страстей вокруг странного монаха рос с каждым днем. Он неутомимо трудился на поденных работах, вечером съедал свой боб и приглашал очередную жрицу любви. Казалось, насмешки и возмущения его мало интересовали, и большей частью инок молчал. Изредка бросал особо рьяным ревнителям благочестия:

– Разве я не имею тела, как и все люди? Разве Бог монахов создал бесплотными? Поистине, и монахи такие же люди.

Возмущению горожан, особенно, местных священнослужителей не было предела. Делегация клириков даже явилась к святейшему патриарху александрийскому Иоанну Милостивому с доносом на монаха, который соблазняет весь город, каждую ночь входя в дома блудниц. Ответ патриарха оставил поборников благочестия в еще большем недоумении.

– Перестаньте осуждать, а особенно не осуждайте иноков. Вспомните слова императора Константина Великого на первом Вселенском Соборе: «Если бы я своими собственными глазами увидал епископа или инока, совершающих грех, то покрыл бы такового своею одеждою, дабы никто не увидал его согрешающим».

Возвращаясь в город, священники молчали, но их тревожила одна и та же мысль: «Кажется, патриарх сошел с ума». Как-то на одной из александрийских площадей, когда местные жители в очередной раз всячески поносили преподобного Виталия, одна из бывших блудниц, трудившаяся теперь в пекарне, выступила в его защиту.

– Да что вы знаете об этом человеке, – решительно начала она. – Он практически святой. А в его помяннике – все блудницы Александрии, и он молится за них. А ночью... – ее слова утонули в хохоте толпы.

– А ночью он молится сугубо! – выкрикивали смеющиеся александрийцы.

Никто, конечно, не поверил словам и оправданиям бывшей блудницы, тем более, что, только закончив свою защитную тираду, она упала на землю в припадке беснования. Присутствующие при ситуации священнослужители пришли к выводу, что это Господь карает безумную за ее ложь, и толпа приняла это, как еще одно подтверждение виновности монаха. А тот все так же упорно еженощно ходил в дома греха. За странным стечением обстоятельств, количество блудниц в заведениях, которые посещал преподобный Виталий, стало уменьшаться. Причем свое порочное занятие оставляли именно те жрицы любви, которые проводили ночь с иноком в его маленькой келии у Солнечных ворот города. Одни из них ушли в монастыри, другие вышли замуж, третьи начали честно трудиться.

– Даже блудницам противно иметь дело с таким грешником, – говорили александрийцы. В городе практически каждый знал падшего монаха в лицо и считал своим долгом упрекнуть его в блуде. Редкие сомневающиеся пытались взывать к его совести, некоторые советовали ему:

– Отец, – говорили они, – возьми себе одну из блудниц в жены и сними монашескую рясу, чтобы не хулилось чрез тебя монашество.

Преподобный сердито отвечал советчикам, не желая слушать:

– Что хорошего мне взять себе жену и заботиться о ней, о детях, о доме и все дни проводить в заботах и в трудах? Зачем вы осуждаете меня? Ведь не вам придется отвечать за меня пред Богом. Заботьтесь каждый о себе, а меня оставьте. Есть один Судия всех, Бог, Который и воздаст каждому по делам его.

Однажды, рано-утром, на пороге публичного дома монах встретил юношу-блудника. Тот набросился на старца с бранью и криками о том, что таким поведением служитель Церкви позорит имя Христа.

Преподобный не защищался и не возражал, просто тихо ответил обидчику:

– Поверь мне, что за меня, смиренного, и ты получишь такой удар по щеке, что вся Александрия сбежится на твой крик.

Инцидент так бы остался незамеченным, тем более, что монах-блудник вскоре так же незаметно исчез из города, как и появился, но вышеупомянутый юноша как-то упал в исступлении прямо на городской площади. Изо рта его шла пена; он рвал на себе одежду и громогласно вопил нечеловеческим криком. Прошло несколько часов, но даже самые сильные мужчины не могли удержать беснующегося – тот кричал, что видит беса-эфиопа, который принес ему удар от монаха Виталия. Площадь наполнилась людьми. Казалось, что весь город собрался здесь, чтобы посмотреть на одержимого. А тот внезапно очнулся и, только став на ноги, шатаясь, помчался к келии преподобного. Вопил так же громко, но уже другое:

– Помилуй меня, раб Божий, что я согрешил против тебя, сильно оскорбив тебя ударом по щеке. Теперь я, по твоему предсказанию, получил достойное возмездие.

Любопытные александрийцы, сломя голову, поторопились за бесноватым юношей. У самого порога кельи тот упал, и толпа, что неслась следом, отшатнулась в ужасе – от щуплого тела юноши отделилась страшная тень беса и растворилась в свете полуденного солнца. Бесноватый, казалось, уже полностью пришел в себя и стал рассказывать народу, как он ударил по щеке старца, и как тот предсказал ему о наказании, ожидающем его. Никогда над александрийскими Солнечными вратами не царила такая тишина, только повсеместно, то тут, то там, было слышно порывистое дыхание и кряхтенье женщин, с трудом пробирающихся сквозь толпу. Бывшие блудницы, некоторые из каких уже были вполне приличными замужними дамами, наперебой, заливаясь слезами, рассказывали горожанам о святости человека, перед дверью келии которого они сейчас стояли.

– Он купил меня и привел к себе в келью, – звонким голосом вещала одна, совсем еще молоденькая девушка с корзиной. Ее служанка пыталась одернуть госпожу, но та не умолкала. – Он дал мне двенадцать монет, накормил и велел ложиться спать. А сам всю ночь молился у моего ложа. Утром благословил и отпустил с миром. В то утро публичный дом, где я жила, лишился одной блудницы.

– Я тоже бросила это пагубное ремесло после ночи, проведенной с преподобным, – сделала шаг вперед приличного вида женщина, в которой трудно было узнать бывшую блудницу. – Он слезно умолял меня оставить блуд, и в его молитве была такая сила, что я всю ночь прорыдала. Преподобный рассказал мне о нескончаемом милосердии Божием, и я поверила, что даже такую как я Творец сможет простить.

– И меня он спас, – прошамкала беззубым ртом какая-то монахиня, опираясь на суковатую палку.

Александрийцы с удивлением вглядывались в ее лицо, с трудом узнавая в благочестивой инокине бывшую владелицу блудилища: 

– Преподобный часто бывал в доме греха, который я содержала, и раз пожелал купить и ночь со мной. Я, грешница, из любопытства согласилась. «Умоляю тебя, за эти деньги соблюди себя в чистоте эту ночь, а не греши ни с кем», – попросил он меня. Затем преподобный заперся в комнате и, пока я спала, читал Давидовы псалмы, а утром тихо ушел. Я проснулась, словно заново родившись, и теперь в посте и слезах провожу остаток дней моих, надеясь снискать молитвами преподобного прощение моих бесчисленных прегрешений. Истинно говорю вам – это был святой жизни человек.

Еще несколько десятков женщин поведали удивленной толпе о тайне преподобного Виталия. Их истории разнились, но каждая говорила о клятве, которую святой инок брал с них – о том, что они сохранят в тайне цель его посещений.

Присутствующие молчали – сказать было нечего: редко кто из александрийцев не успел упрекнуть преподобного Виталия в его занятии. Было стыдно и хотелось плакать.

Юноша нерешительно постучал в дверь монашеской келии, но никто не открыл. После нескольких безуспешных попыток было решено сломать запертую дверь. Когда ветхие доски упали на пол, глазам изумленных горожан открылась удивительная картина: преподобный Виталий неподвижно стоял на коленях среди келии. Кончина застала его во время молитвы, он так и почил – коленопреклоненно, склонив голову. В деснице старец сжимал хартию с несколькими строками.

«Мужи александрийские! Не осуждайте прежде времени, пока не придет Господь, Праведный Судия», – медленно читали горожане слова преподобного. Читали, и каждый узнавал себя. Как и во времена преподобного Виталия, так и сейчас, осуждение – это, наверное, самый распространенный порок. Судим ближних за то, что они грешат не так, как мы. Не уподобляться мужам александрийским, – вот, пожалуй, главный посыл сегодняшнего праздника.