Мария Магдалина: жизнь, разделенная надвое
Что мы знаем об одной из самых удивительных женщин христианства? О чем она думала, когда стояла перед крестом, что чувствовала, когда увидела Его после воскресения?
Над Эфесом загорается рассвет. Первые лучи неспешно касаются зелени олив, скользят по желтоватым камням и плитам Большого театра, улицам и улочкам сонного города, не пропуская самых укромных его уголков. Вот яркий солнечный свет стремительно залил окрестности, словно напоминая, что Всевышний послал на землю новый день, а мне, многогрешной Марии, – по великой Своей милости даровал еще один день жизни. Жизни, озаренной тихим светом Вечного Солнца Правды.
В последние дни память живо рисует мне картины прошлых дней. Краски ярки и насыщенны. Равви, Иерусалим, ученики. Петр, Иуда, Пилат. Голгофа, распятие, пещера у подножия горы Мория. Никодим, Иосиф. И камень отвален от гроба, и погребальные пелены…
Я – Мария из Магдалы, рожденная дважды.
Но о жизни до второго моего рождения не стоит и вспоминать – жалкое влачение. Я родилась в городке Магдала Тирихия, и детские мои воспоминания пахнут рыбой, – именно дары Геннисаретского озера служили пропитанием жителям «башни соленой рыбы», как называли наш город на моем родном языке. Я не помню тепла материнских рук, как не помню и отцовской ласки. С детства мне был понятен звон монет и привычен шум рынка.
За этим шумом слышать себя было не то что сложно – невозможно. И когда поначалу на нежности и сантименты просто не хватало времени (надо было заработать хоть на кусок хлеба), со временем житейская суета увлекала меня в свой коловорот все глубже и глубже. Удариться во все тяжкие – так сейчас говорят в Эфесе об образе жизни, подобном моему тогда. Мутный поток завладел сознанием. Казалось, что мною руководил кто-то посторонний, но не я сама. Видимо, иногда этих «руководителей» становилось несколько – такими несуразными, порой странными и страшными были мои поступки. Жизнь стремительно катилась по наклонной, и сейчас я с ужасом думаю о том, куда бы она меня привела, если бы не та Встреча.
Был обычный день базарной торговки. Суета сует: вечная спешка, рыба, деньги и люди, люди, люди – бурлящая толпа. Я не помню, куда и зачем я шла, и что меня вело вперед. Эта страшная сила, которой я боялась и не могла не покориться, куда-то толкала и несла меня. Помню темноту в глазах и туман в рассудке. И Голос, остановивший меня за миг от падения в бездну. Он звал меня по имени – звал спокойно и тихо, как отец зовет дитя: «Марие!». Этот Голос остановил темный вихрь в моей голове и изгнал изматывающие силы, гонящие меня по злачным закоулкам этого мира. Я родилась заново. Родилась для Жизни. Встреча с Учителем дала мне возможность жить, жить по-настоящему, а не в придуманном извращенном мире. Я последовала за Ним, служа Ему и делясь своим достоянием, и пыталась быть верной ученицей.
Я – Мария из Магдалы, рожденная дважды.
Жизнь моя опять поделилась надвое после того страшного вечера в Гефсиманском саду, когда Иуда лживым поцелуем коснулся щеки Учителя, а сзади послышался топот стражи. В отблесках ночных костров я видела смертельную бледность Петра, трижды отрекающегося от Иисуса, и перепуганные глаза бегущих прочь учеников. Боялась ли я? Очень. Еще как боялась. Но этот липкий и противный страх, поначалу сковавший все тело, наверное, и не дал мне повторить ошибку остальных. А потом смертный ужас был дочиста смыт огромной теплой волной любви из глубины сердца. Я опять, как и тогда, слышала Голос, зовущий меня к Свету: «Марие!». И откуда-то взялись силы, и я шла вперед. Удары, что сыпались на Равви со всех сторон, и заушения от воинов, и хлестание быча, и терния на венце, и вопли «распни!» рвали мое сердце на части, и я взывала ко Господу о милости. Тогда я думала, что Он не слышит, и роптала, и стонала, и захлебывалась от слез уныния. Теперь понимаю: Он слышал. Но так вершилась Воля и то, что было написано: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Иоанн: 3:16).
О вечной жизни тогда не думалось. Каждый шаг Учителя с неподъемным крестом на спине отзывался страшной болью в душе, но еще страшнее было смотреть на Богородицу. Матерь шла за Сыном на Лобное место, и ее слезы кровавым потоком заливали хитон. Иоанн, всегда веселый и смешливый, любимый ученик Христа, молча шел рядом, и его молчание было громче самого громкого крика. А потом мне показалось, что разверзлось небо и замерло в готовности поглотить и Голгофу, и разбойников одесную и ошуюю. Воины метали жребий, разделяя одежды, а Он молился: «Прости им, Отче, ибо не знают, что творят». Стража не разрешала нам приближаться ко Кресту, мы стояли немного поотдаль. К нам доносились злословия одного из повешенных злодеев, увещевания другого и его отчаянное: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!». Мы слишали, как Христос ответил: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю».
Я – Мария из Магдалы, рожденная дважды.
Жизнь моя вновь разделилась надвое, когда около шестого часа дня сделалась тьма по всей земле до часа девятого, и померкло солнце, и разодралась храмовая завеса. Может, я была не в себе, но последнее, что помню – это громогласный голос Учителя: «Отче! в руки Твои предаю дух Мой». Пришла в чувство, когда сотник, стоящий у креста, прославил Бога и сказал: «Истинно человек этот был праведник». Хотелось кричать на весь мир, но не было сил. И стыдно было вопить рядом с Богородицей, словно повядший цветок, упавшей коленопреклонно у Креста Сына. Казалось бы, – конец всему, и время должно было бы остановиться, но оно стремительно летело. Наступала суббота.
Иосиф из Аримафеи, член совета, человек добрый и правдивый, решился пойти к Пилату и просить тела Иисусова. Было уже около полуночи, когда со страшной ношей на плечах он и Никодим в глубоком молчании прошли через сад к скалистому подножию горы Мория. В ее каменном утесе была высечена пещера – последнее пристанище Учителя. Мы выдели, как Его бездыханное тело положили на гладко обтесанный камень. Еще одной тяжелой глыбой привалили вход в пещеру. Нам не оставалось ничего иного, как приготовить благовония и ждать. Каким же страшным было то ожидание… Еще в потемках, ранним утром по прошествии субботы, я, не дождавшись Марии Иаковлевой и Саломии, побежала ко гробу, чтобы отдать Учителю последние почести – помазать тело Его, по обычаю, миром и ароматами.
Я – Мария из Магдалы, рожденная дважды.
Увидев, что камень отвален от пещеры, а гроб – пуст, как же мне хотелось услышать Голос, зовущий меня по имени! Но в саду было так тихо, что даже удары моего сердца казались набатом. «Унесли Господа из гроба, и не знаем, где положили Его», – со всех ног мчалась я ко Петру и Иоанну. Уже вместе возвратившись, мы увидели сиротливо белеющие пелены и льняной плат, которым была обвязана голова Иисуса, тщательно свернутый и лежащий отдельно. Ученики молча ушли, а я разрыдалась и, окутанная тьмой горя, опустилась на землю от отчаяния и собственного бессилия. Пустой гроб не натолкнул меня на мысль от том, что сбылось обещанное и Христос воскрес – нет, уныние от того, что я уже никогда не увижу Учителя, поглотило меня. Сколько прошло времени – не знаю, как и не знаю, почему я решила еще раз заглянуть в гробницу. Заглянув, обомлела: на том месте, где лежало тело Иисуса, сидели два мужа ангельского вида в белых одеяниях. «Почему ты плачешь, жено?» – обратились они ко мне. То ли от испуга, то ли от смятения, но я даже не спросила, как эти мужи оказались в только что зияющей пустотой пещере. «Унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его», – пробормотала я. Пятясь назад, опять услышала тот же вопрос: «Женщина, почему ты плачешь? Кого ищешь?». До сих пор не понимаю, почему я даже в этот момент не опомнилась. «Садовник! – промелькнула мысль, и я взмолилась: – Господин! Если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его».
«Марие!» – знакомый, дорогой Голос вернул меня к жизни. Как тогда, в Магдале Тирихийской. «Раввуни!» – только и смогла воскликнуть я и бросилась к Его ногам. Бросилась и замерла, остановившись от слов Учителя: «Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: Восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему».
Как я бежала! Нет, я не бежала, а мчалась, неслась на крыльях ветра, я летела, как звуки песни, как… Мне и сегодня трудно описать то, как спешила я к ученикам, чтобы сообщить им благую весть: «Я видела Господа! Он говорил со мной». Моя радость, мое торжество достигло таких же размеров, какой великой была еще недавняя скорбь. Это и была моя проповедь о Воскресении. И потом везде, где бы я не была, уже после Пятидесятницы, когда, по слову Спасителя, мы разошлись по всему миру, – в Риме и Малой Азии, в палатах Тиберия и в горнице у бедняков, далеко за пределами Иерусалима, – я повторяла те же слова, что и в то светлое утро Воскресения Христова: «Я видела Господа! Он говорил со мной».
…Я – Мария из Магдалы, рожденная дважды, и прожившая, по милости твоей, Господи, долгую жизнь. Ты знаешь, Боже, что я трудилась, как умела, и старалась быть твоей достойной ученицей. Сейчас солнце уже садится над Эфесом, и ночь окутывает город. Вместе с ней и сердце мое посещает тьма страха смертного… Иисусе, свете тихий славы бессмертного Отца Небесного, посети немощствующую мою душу солнцем твоей Истины…
«Марие!»
