А зачем вы читаете жития святых?

Задавались ли вы когда-либо вопросом, для чего нам церковная история и предание сохранили жития святых? Всего многотысячного сонма великомучеников, мучеников, исповедников, преподобных, блаженных, юродивых Христа ради, всех тех, кого сейчас мы называем небесной Церковью, чьих молитв просим, и кто молится за нас, грешных, у Престола Нашего Господа. Их жизнеописания, порой, похожи, иногда читать их откровенно скучно из-за детальных описаний мелочей и длительных перечней древних городов, бывает, нам непонятны их мотивы и поступки. Один мой приятель, из практикующих православных, ІТ-шник-технарь по роду деятельности, регулярно читает все мои публикации на СПЖ. Лайкает, ему нравится. На выходных мы семьями праздновали день рождения его дочери, и он в разговоре сказал что-то вроде: «Лиз, мне так нравятся твои сказки о святых». Я обомлела, но тема беседы сменилась, и возразить или объяснить хоть что-то попросту не успела. А вчера вечером, когда я работала над очередной «сказкой» о святой мученице Гликерии, он позвонил мне и с ходу не то спросил, не то просто сказал: «Ну что, Лизонька, кажется, твои сказки могут стать явью». Мы разговаривали недолго, обменялись мыслями о законопроектах, которые собирается принять Верховная Рада, о постоянных грязных информационных вбросах в адрес Церкви и сошлись на одном. Я хотела бы поделиться нашими размышлениями с вами, но напишу об этом немного позже.

А пока – пойдемте во времена императора Антонина Пия, во ІІ век от Рождества Христова, в греческий город Троянополь. Там,в небольшом храме, местные христиане как раз уговаривают всеобщую любимицу, девушку Гликерию, не делать глупостей и не рисковать собственной жизнью. Невысокого роста, худенькая, в простой одежде, – от других сверстниц ее отличал только внимательный взгляд больших зеленых глаз и тихая твердость в голосе. Гликерию любила вся христианская община фракийского Троянополя. Дочь римского анфипата Макария переселилась сюда из Рима вместе с родителями, но рано осиротела. Ее единственной утехой и местом, где она находила душевный покой, был храм. Девочка искренне уверовала во Христа и присоединилась к христианам. Ее усердные молитвы умиляли даже самых жестокосердных, а особенную любовь дитя питало к Богородице. Еще в юном возрасте Гликерия, подражая Ее непорочному девству, обручила себя Господу Иисусу Христу в невесту. Прошлы годы, девочка превратилась в красавицу-деву; ею любовались и прочили богатых женихов, а она и слышать о подобном не хотела. Спрашивала только:

– Припомните, какому Царю мы служим, образ какого Царя мы носим на себе и каким знамением мы ограждаем себя?

И еще просила помолиться о себе, вспоминая о каком-то подвиге. Мало кто понимал, почему юная девушка так настаивает на этом, но все молились и просили заступничества Господа для Гликерии-девы. А вскоре все стало ясно.

Приближался день празднований на честь бога Дия, большое капище которого было поставлено в городе. Получив императорский приказ о массовом жертвоприношении, правитель Троянополя Савин не упустил возможности привлечь к этому и местных христиан. В то утро Гликерия проснулась с неясным ощущением волнения. Это не была тревога или страх, но что-то будоражило ее душу и заставляло сердце биться сильнее. Укрепи, Господи! – от всего сердца взмолилась девушка. И ответ, неслышный уху, но четко ощутимый душой, не заставил долго ждать. Пришла пора сделать то, что надо, – Гликерия в последний раз осмотрела комнату и решительным шагом переступила порог. Уже выходя из дома, девушка начертила на лбу изображение креста, набросила на голову покрывало и быстро пошла к капищу. Улицы города были наполнены свеченосцами с зажженными лампадами, главным образом юноши, которые хотели принять участие в лампадофории на честь богов света и огня. Толпа, освещенная светом факелов, приближалась к капищу, Гликерия шла в стороне, сливаясь с празднующими. Когда люди наполнили храм Дия, и вот-вот должно было начаться жертвоприношение, девушка легко взбежала на возвышение в центре и громко окликнула градоначальника Савина. Тот сначала удивился неслыханной дерзости, но потом, узнав дочь заслуженного римского чиновника, сдержался. А Гликерия попросила себе право первой возжечь светильник, чтобы принести жертву Истинному Богу. Савин, не долго думая, разрешил, не расслышав иронии. Все присутствующие погасили свои факелы, и в полной темноте Гликерия сдернула покрывало, открыв голову. Святой крест на ее челе сиял ярче любого светильника, казалось, даже ярче солнца. Изумленные язычники молчали, а Гликерия, воздев руки к небу, стала молиться об их вразумлении. Внезапно громовой раскат раздался над капищем. Разбитая вдребезги, статуя Зевса рухнула, а перепуганные люди бросились наутек. Савин, кое-как собравшись с духом, отдал приказ побить дерзкую христианку камнями, но те падали вокруг девушки, образуя подобие стены и защищая ее от ударов. Ночь Гликерия встретила в темнице. Не спалось; она много молилась, еще больше думала. После полуночи Филократ, христианский священник, постучался в окно камеры. До утра они проговорили, а уходя, пресвитер осенил девушку крестным знамением и благословил:

– Да поможет тебе знамение Христово; да будет для тебя духовным миром Сам Христос, помазующий тебя Своею благодатью, дабы ты мужественно выдержала подвиг свой.

Рано утром, когда первые лучи солнца только касались верхушек деревьев в Троянополе, Гликерию вывели на площадь. Истязания, уготованные ей, испугали бы, пожалуй, и закаленного в боях гладиатора – не то что хрупкую девушку. Железные когти, бичи, страшные орудия пыток наводили ужас одним только видом. Уже когда начались истязания, тесный круг мучителей разорвал Ангел. Его явление видели все, кроме Савина, и тот никак не мог понять, почему его приспешники повалились ниц, объятые ужасом.

На его крики и угрозы никто не реагировал, и мучить Гликерию стало, попросту, некому. Девушку снова бросили в темницу, на этот раз – морить голодом. Потихоньку страшное явление небесного воина призабылось, и о непокорной христианке почти никто и не вспоминал. Спустя несколько недель Савин решил насладиться зрелищем мертвого тела умершей от голода и жажды Гликерии. И каким же было его удивление, а вместе с тем, и разочарование, когда, сорвав печать с двери камеры, он увидел такую же пышущую здоровьем и красотой девушку и хлеб, молоко и воду возле ее ног. Ангелы небесные не оставляли Гликерию все это время и приносили и еду, и питье, подкрепляя духовно и физически. Савин был растерян и зол одновременно. Еще бы, новые проблемы на его голову. Отправляясь в Ираклию, город близ Пропонтиды, правитель велел вести деву за собой, но очень скоро пожалел об этом – мученица всю дорогу громко благодарила Бога: «Владыко Боже! Ты, научающий нас познанию истины Твоей, промышляющий о верных рабах Своих, пославший Даниилу пищу, когда он находился во рву, посылавший пищу и Илии пророку, когда он обитал близ потока, обращающий к истине заблуждающих, просвещающий слепых! Благодарю Тебя за то, что Ты вспомнил и меня, смиренную рабу Твою, и напитал меня во время голода щедрою рукою Твоею от неисчислимых сокровищ Твоих». Уже у стен города уставший Савин разозлился еще больше, ведь навстречу им вышла процессия из местных христиан со своим епископом Дометием. За три поприща от Ираклии, увидав святую, они громогласно прославили ее за страдания о Христе, епископ же во всеуслышание вознес к Богу молитву.

Разъяренный Савин решил не медлить с казнью. Гликерию ввели в раскаленную печь, но огонь в ней сразу погас. Тогда правитель в безумной ярости велел содрать с головы святой кожу, раздеть и обнаженной бросить в темницу. Окровавленную и измученную Гликерию, лежащую на острых камнях, исцелил Ангел. Утром темничный страж Лаодикий, посланный за мученицей, открыл дверь и обомлел на пороге, не понимая, куда делась та, едва живая девушка, истекавшая кровью, с изуродованной головой, без кожи и волос. Перед ним стояла красавица Гликерия, свежая, как утренняя роса, и кротко улыбалась. Отчаяние захлестнуло Лаодикия. Он вспомнил звериный оскал злого Савина и единственным спасением в тот момент казалось убить себя, чтобы избежать мук. Но несколько слов Гликерии, обращенных не то к нему, не то к самой себе, сделали невозможное: «Следуй за Христом и ты спасешься!» И Лаодикий пошел: бесстрашно, спокойно, чувствуя, как душа наполняется верой и светом. Перед лицом Савина и ухмыляющихся палачей, он исповедал Истинного Бога. Гликерия, стоя в стороне, горячо молилась, чтобы не дрогнуло сердце новообращенного христианина. Его твердое «аминь» стало для мученицы ответом, зачеркнувшим сомнения. Когда Лаодикий упал от меча палача, Савин повернулся к Гликерии:

– Мы знаем, что отец твой был анфипатом римским, знаем также, что и мать твоя была столь же благородного происхождения; но кто тебе помогает, мы этого не знаем; скажи нам об этом ты сама, – спросил, наперед зная, что услышит в ответ.

Голос девушки звучал уверенно и спокойно:

– Мне помогает Христос, Спаситель мира и Источник всякой радости, посылавший мне пищу в темнице, разрешивший меня от оков и восстановивший красоту лица моего, попранную тобою.

В ограждение на площади выпустили зверей. Гликерия шла к ним, словно на встречу с давними друзьями, и голодные хищники вели себя так же – словно встретили собрата. Большая львица, грозно рыкнув, тихо легла у ног мученицы, и свернулась, как котенок. А Гликерия подняла взор к небу:

– Благодарю Тебя, Боже всесильный, Боже отцов, Боже милосердия! Благодарю Тебя, укротившего ярость зверя, дабы показать всем божественную силу Твою! Благодарю Тебя за то, что ты сделал для меня легкими все, даже самые жестокие, мучения. Услышь меня, Боже, и воздай сему злому игемону по делам его, меня же не лиши венца благодати Твоей вместе с прочими святыми Твоими.

После ее молитвы в звенящей тишине, воцарившейся внезапно над площадью, послышался Голос, говоривший: «Я услышал молитву твою! Приди ко Мне с миром! Вот тебе отверзаются двери Царствия Небесного!»

Гликерия стояла, не отрывая глаз от неба, а через несколько мгновений тихо опустилась наземь от удара лапы другой львицы. Зверь не рвал и не терзал тело мученицы, а виновато опустив голову, попятился назад в клетку. Савин внимательно смотрел на картину казни. Вдруг силуэты зверей и людей стали расплываться, а за минуту он и вовсе перестал видеть что-либо. В считанные секунды его тело сильно раздулось и наполнилось водой. Испуганные слуги метались вокруг правителя, но даже не успели переложить его на носилки — тот испустил дух. Епископ Дометий и христиане Ираклии с почестями похоронили тело святой мученицы Гликерии и стражника Лаодикия.

А теперь о нашей беседе с приятелем. Мы сошлись на том, что избалованному и изнеженному разуму христианина-современника, привыкшему к еженедельному хождению в красивые храмы, к свечам и поклонам, к отцеживанию комаров во время поста, к регулярному почитыванию душеполезной литературы и называющему все это благочестием и христианством, невозможно понять подвиг первых святых. Да, им было больно, да, их пытали, да, они терпели, да, делали все это во имя Спасителя. Вроде, и понимаем, образованные же люди, но осознаем ли мы, что это – пример для наследования? Ведь, кто такие христиане? Это носители и обладатели вечной жизни, по мере своей веры и по мере святости, которая от веры. Святые – идеальные христиане, освятившие себя подвигом истинной веры, точнее, приявшие на себя отблеск подвига Господа Иисуса. Это люди, отдавшие себя Христу полностью, без остатка. И в них – Сам Христос, Его жизнь, продолженная и обновленная в каждом святом в большей или меньшей мере. Да, изменились времена, но Христос остался Тот же, в Нем и сегодня – та же Правда, та же Любовь, та же Вечность. «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр. 13:8).

История, как известно, движется по спирали. В свете последних событий, законов и выпадок новоявленных язычников возникает логический вопрос: а готовы ли мы, называющие себя христианами и чадами Украинской Православной Церкви, к подобному витку? Выстоим ли мы, как святая мученица Гликерия и иже с нею, подымем на себя хоть тысячную долю той любви ко Христу и к Его людям? Сможем ли, после всего, повторить слова мученицы: «Мой Бог есть свет мой, Христос же – крепость моя. Следуй за Христом, и ты спасешься»?

Вопрос остается открытым.