«Он был всем для всех»: преподобный Серафим Вырицкий

"Придет время, когда не гонения, а деньги и прелести мира сего отвратят людей от Бога и погибнет куда больше душ, чем во времена открытого богоборчества, – с одной стороны, будут воздвигать кресты и золотить купола, а с другой – настанет царство лжи и зла. Истинная Церковь всегда будет гонима, а спастись можно будет только скорбями и болезнями. Гонения же будут принимать самый изощренный, непредсказуемый характер. Страшно будет дожить до этих времен...

Если бы люди всего-всего мира, все до единого человека, в одно и то же время встали бы на колени и помолились Богу хотя бы только пять минут о продлении жизни, дабы даровал всем Господь время на покаяние...", – поучал духовных чад преподобный Серафим Вырицкий. Говорил эти страшные предсказания не для того, чтобы напугать или настрашить людей — святой старец понимал, что только вера и твердость в ней могут спасти полыхающую в огне безбожия страну.

Преподобный Серафим Вырицкий прошел нелегкий жизненный путь. Он был крестьянским сыном, а стал зажиточным купцом, с годовым доходом больше 90 000 рублей. Осиротев, десятилетним мальчиком уехал на заработки и вырос в одного из крупнейших мехоторговцев империи, в перечне партнеров которого были фирмы из всего мира — от Нью-Йорка до Дании. Счастливый семьянин, он до конца прошел мирской путь служения Богу, чтобы продолжить его уже монахом. Дерзновенный молитвенник, столпник, великий старец, которого побаивались даже гитлеровцы.

Весь жизненный путь преподобного Серафима, даже до монашеский, насквозь пронизан умением смиряться и покорять собственные амбиции воле Божией, а на примере упорства и трудолюбия этого человека можно воспитывать детей. Не таких ли примеров не хватает нам сегодня? Судите сами.

Родился будущий светильник Православия, а тогда еще Василий Николаевич Муравьев, в деревне Вахромеево Ярославской губернии 31 марта 1866 года. Его отец, простой крестьянин, умер очень рано, вскоре почила и его старшая сестра. Мать слегла от тяжелой болезни, и 10-летним мальчиком Василий вынужден был уехать в Петербург на заработки.

Представьте себе бурлящий город и десятилетнего ребенка, который пытается устроиться на хоть какую-то работу, чтобы отправить копеечку домой. «Нашелся кормилец», – смеются прикажчики, отгоняя упорного мальчугана. А тот, глотая обиду, стучится в следующую дверь. Василий понимал: за ним — больная мама, помочь которой, кроме Бога, некому. Поначалу он и сам собирался посвятить Ему жизнь — обиженному судьбой мальчику казалось, что после всех его жизненных невзгод, путь монашества идеален, да и благочестивое воспитание располагало к такому выбору. Но пожилой схимник Александро-Невской Лавры, известный на всю страну отец Варнава (Меркулов), своим благословением в один миг дал понять, что не такой путь уготовал ему Тот, на Кого так уповал Василий Муравьев: «пройти путь мирской, тернистый, со многими скорбями. Совершить же его перед Богом и совестью». Наставление старца, оказавшееся пророческим, — оставаться в миру, творить богоугодные дела, создать благочестивую семью, воспитать детей, а затем, по обоюдному согласию с супругой, принять монашество, казалось мальчику чем-то далеким и несбыточным. А дома ждала беспомощная мать, потому он и стучался так упорно в двери лавок Гостиного двора.

В одном из магазинов юного Васю таки берут рассыльным. На что тогда жил ребенок — загадка, ведь почти все свое жалование он отправлял матери. Хозяин лавки, земляк Василия, обратил внимание на способного и совестного мальчишку. Уже через шесть лет Вася Муравьев и сам становится приказчиком, а вскоре — и компаньоном — необычное явление для тех времен. Умный и способный молодой человек, он трудился, не покладая рук. Имея незаурядный талант к торговле и умению договариваться с людьми, вскоре Василий открывает собственное дело — контору по заготовке и продаже пушнины. Фамилия «временного Санкт-Петербургской 2-й гильдии купца» Муравьева среди первых значилась в списках партнеров крупнейших мехоторговцев Америки, Германии, Австро-Венгрии, Франции и других стран. А сам он никогда не стремился к такому богатству и почестям. Торговля была для него не способом потуже набить кошелек, а необходимым средством для оказания помощи Церкви и ближним. Избранницей Муравьева стала девушка под стать ему: Ольга Найденова — простая, благочестивая и скромная, она, как волю Божию, приняла наставление старицы Иверского женского монастыря схимонахини Пелагеи: жить в миру, выйти замуж и уже спустя годы принять постриг.

Василий Муравьев был очень образованным для своего времени предпринимателем, постоянно заканчивал всевозможные курсы. Глубокие знания и хороший кругозор немало помогли ему в дальнейшем служении и общении с людьми. Надо отметить, что и Ольга, внешне хрупкая и мягкая, была очень умной женщиной с хорошей предпринимательской хваткой и не раз помогала мужу в решении торговельных вопросов.

В Муравьевых, которые мечтали о большой семье, постоянных меценатов и опекунов множества детских приютов, было только двое детей — сын Николай и дочь Ольга. Однако девочка отошла ко Господу еще младенцем, и ее смерть подтолкнула Василия и Ольгу к серьезному решению: жить, как брат и сестра. Так воплотилось благословение их духовника отца Варнавы.

Еще до этих событий даже родственникам Муравьевы казались странноватой семьей: Василию Николаевичу, чей годовой доход давно превысил 90 000 рублей, только тридцать, а он раздает большую часть своего состояния, делает значительные вклады в монастыри, жертвует миллионные суммы на благоустройство и восстановление храмов, на сиротские приюты и больницы для бедняков. Тем более после смерти ребенка Василия стали считать чудаком, а Ольгу — женой странного человека. Еще бы: каждое воскресенье после Литургии в их доме накрывали богатые столы и зазывали с улицы на трапезу неимущих. К тому же Муравьевы постоянно принимали у себя страждущих из казенных больниц. Их любовь к людям, друг ко другу и, главное, к Богу, была поистине безгранична. Свою жизнь в миру они воспринимали как подготовку к жизни иноческой. Этот подвиг послушания длился более 40 лет.

Еще 33-летним, Василий получил благословение отца Иоанна Крондшатского на служение стране, поэтому принятое уже в зрелые годы монашество стало для него долгожданной наградой. Постриг над ним совершил наместник Александро-Невской Лавры, будущий исповедник и митрополит Николай (Ярушевич). В то же время послушницей Воскресенского Новодевичьего монастыря стала Ольга Муравьева, принявшая имя Христины. Все свое имение Муравьевы пожертвовали на храмы и обители Православной Церкви.

В то время страна уже погрузилась в ледяной мрак революционных событий. Отец Варнава нес послушание на кладбище. Провожать почивших, утешать близких – это первая школа духовного врачевания и наставничества, которую прошел будущий вырицкий старец, была одной из наиболее сложных. На Никольском, Тихвинском и Лазаревском кладбищах плач стоял непрестанный, в храмах Александро-Невской Лавры отпевание следовало за отпеванием, панихида — за панихидой. Несмотря на сумасшедшую физическую и эмоциональную нагрузку, отца Варнаву редко можно было застать в келии. Монастырская библиотека, молитвенное предстояние Господу — энергичность преподобного поражала многих. А вскоре он становится «для всех всем»: 11 сентября 1921 года, в день Усекновения главы святого Иоанна Предтечи, отца Варнаву возводят в сан иеромонаха. Очевидцы вспоминают, что батюшка никогда не мог побыть наедине — множество народу собиралось послушать его. За Литургией лицо его озарялось неподдельной искренностью, проповедь была чрезвычайно простой и доступной. Бывший купец хорошо знал проблемы и духовные нужды людей разных сословий, к тому же его простота и кротость приводила к двери его келии все новых духовных чад. В то время гонения на Церковь достигли пика, к тому же в Петрограде и Лавре началась обновленческая смута. Именно отец Варнава с духовником обители архимандритом Сергием (Бирюковым) в это тревожное время стали настоящей опорой для монашества. Во второй половине 1926 года стало понятно, что именно на смиренного иеромонаха пал выбор братии: монахи хотели видеть отца Варнаву своим духовником. К тому времени он и так соединял духовное окормление братии с заботами о хлебе насущном: нес послушание казначея Лавры.

В начале зимы 1926 года отец Варнава принял ангельский образ — великую схиму с именем Серафим, в честь святого преподобного Серафима Саровского, чудотворца. Уже к тому времени слава про кроткого старца, который может изгонять бесов и исцелять больных распространилась далеко за границы Петербурга. Нескончаемые вереницы посетителей тянулись к Свято-Троицкому собору и к дверям его келии на втором этаже Феодоровского корпуса Лавры. Одному Богу ведомо, скольких тогда уврачевал, утешил и подбодрил смиренный схимник. Необычайная теплота и любовь так и изливалась от старца Серафима. "Не сетуй на тяжесть креста, в день скорби поведай печаль Твою Господу, и Он утешит тебя", – наставлял батюшка тихим и мягким голосом, в котором всегда звучали какие-то особенные нотки. По его советам многие оставляли греховную жизнь, стремились к духовному совершенствованию, забывая мирские привычки и пристрастия.

В начале 1930-тых Церковь окончательно стала изгнанной из страны советов: обители разграбили, рушили храмы. Только в ночь на 18 февраля 1932 года было арестовано более 500 иноков. Старец Серафим, с благословения митрополита Серафима (Чичагова), переезжает в Поповку, на дачу настоятеля Троице-Измайловского собора Леонида Богоявленского. В то время к душевным тяготам за страждущую землю присоединяется и болезнь: врачи диагностировали у схимника ревматизм, закупорку вен нижних конечностей, межреберную невралгию. Через два года, когда недуг стал приносить невыносимые страдания, старец переехал в посёлок Вырица.

С этого дня стало понятно: подвиг необычайного смирения старца уже давно вышел за грань человеческих возможностей. После переезда в Вырицу к врачам он уже не обращался. "Буди на все воля Божия. Болезнь — это школа смирения, где воистину познаешь немощь свою...", – говорил старец, претерпевая адскую боль. По началу, батюшку посещали только духовные чада, но вскоре к преподобному устремилась людская река. Пытаясь оградить старца от досаждающих посетителей, близкие наткнулись на его твердое возражение: "Пока моя рука поднимается для благословения, буду принимать людей!"

Старца донимали не только верующие — постоянное назойливое внимание со стороны органов было, порой, невыносимым. Преподобный Серафим не мог даже подняться, а его постель по несколько раз на неделе перерывали в поисках непонятно чего. По детской простоте своей души старец всегда проявлял ту же простоту и в отношении к непрошенным гостям. Его святому покровителю повиновались медведи — преподобный Серафим умел справляться со зверями в людском обличье. Однажды, подозвав к себе одного из чекистов, старец, не переставая молиться, ласково назвал его по имени. Зачерствевшее сердце дрогнуло...

Примечательно, что старец всегда сам вызывал к себе тех, кому он был тогда нужнее. Каким образом он узнавал об этих людях, но каждый раз келейница Серафима (Ольга Муравьева) выходила на крыльцо и приглашала нужного человека, безошибочно называя его имя.

Старец жил аскетически. Всегда в одном и том же потертом подрясничке, облинявшей рясе, потрепанное скуфейке, он сразу же раздавал все принесенные ему пожертвования. В еде так же не давал себе никаких поблажек: иногда не вкушал ничего по нескольку дней подряд, иногда довольствовался частицей просфоры со святой водой. Любимым лакомством подвижника, которое он позволял себе крайне редко, был чай с маленькой краюшкой хлеба. Порой окружающим казалось, что он обрек себя на голодную смерть, а преподобный руководился чем то, только ему известным.

Подражая своему небесному покровителю и наставнику, преподобному саровскому чудотворцу, старец Серафим принял на себя новый подвиг: в течение 10 лет молился на камне в саду около дома. Шел 1935 год, когда гонители обрушили на Церковь новые страшные удары. Это было воистину мученичество во имя любви к ближним — боль в ногах была порой нестерпимой. Очевидцы не знали, спал ли тогда старец вообще: "Бывало, заглянешь ночью в келлию батюшки, чтобы узнать — не нужна ли какая помощь, а он, обливаясь слезами, тянет к небу свои прозрачные руки, ничего не замечая вокруг...", – свидетельствуют они.

Еще один удар обрушился на старца в январе 1941 г., когда был арестован и затем расстрелян сын батюшки — Николай Муравьев. Но все, что услышали родные и близкие, было смиренное: "Буди воля Божия...".

Предсказывал преподобный и о начале войны с фашистами, а с началом боевых действий продолжил подвиг столпничества. Молился столько, насколько хватало сил. 76-летний старец, он самостоятельно не мог даже добраться к месту моления на своих исковерканных болезнью ногах. Истинным воплем к Богу называют очевидцы его молитву на гранитном валуне — ежедневно, по нескольку часов, в холод, дождь, зной. Наверное, по милости Божией ко своему угоднику, Господь сберег Вырицу в годы военного лихолетия. Во время бомбежек в деревне не пострадал ни один жилой дом, не погиб ни один человек. В начале осени 1941 года, когда немцы наступали на станцию Вырица, кто-то из командиров отступавшей советской армии приказал взорвать местную Казанскую церковь, чтобы ее высокий купол не служил целью для артиллеристов. Однако солдаты приказ не исполнили... Еще одним чудом было расквартирование в деревне немецкой части, состоящей из православных румын. Поэтому в 1941 году, после нескольких лет закрытия, в храме возобновились регулярные службы. Люди сначала нервничали, когда рядом молились вражеские солдаты, пусть даже их единоверцы, но потом привыкли и в церкви всегда было многолюдно.

Один из гитлеровцев, наслушавшись рассказов об необычайном старце, как-то пожаловал с нежданным визитом. Но его наглость и надменность как рукой сняло, когда батюшка Серафим заговорил с ним на чистейшем немецком — бывший купец когда-то сотрудничал и з германскими фирмами. «Добил» офицера и ответ преподобного на его вопрос о времени победы немецкого оружия. Старец смиренно сообщил, что этого никогда не будет, а сам его собеседник сложит голову под Варшавой. Уже в 80-тых годах один из румынских офицеров, что тогда квартировали в Вырице, приехал поклониться могиле старца, и подтвердил этот факт. В 1945 году Господь призвал верную спутницу батюшки в течении почти 60 лет — схимонахиню Серафиму (в миру Ольгу Ивановну Муравьеву), и преподобный стал готовиться к переходу в Вечность. Последние годы он почти безмолвствовал. Состояние его здоровья сильно ухудшилось, но неимоверные страдания он претерпевал, как и раньше — смиренно. Перед самой кончиной преподобному стало немного легче. В один из вечеров, как он сам поведал родным, в ярком сиянии ему явилась Сама Богородица. Утром подвижник, словно извиняясь, попросил: "Сегодня принять никого не смогу, будем молиться".

Около двух часов ночи батюшка Серафим благословил читать молитву на исход души и, осенив себя крестным знамением, отошел в мир иной. Последними словами великого старца было: "Спаси, Господи, и помилуй весь мир". После праведной кончины преподобного нескончаемый людской поток шел ко гробу праведника три дня. Люди отмечали необычайное тепло его рук и тонкое благоухание у гроба. Вырицкие старожилы свидетельствуют, что на похоронах преподобного старца исцелилась слепая девочка. Мать подвела ее ко гробу и сказала: "Поцелуй дедушке руку". Ребенок послушно приложился к теплой руке старца и тут же прозрел. Примечательно, что среди духовенства, удостоившегося предстоять у гроба великого старца, был будущий Святейший Патриарх Алексий II. "Мы не прощались с батюшкой, а провожали его в жизнь вечную", – вспоминал потом он.

Рассказ о жизни великого молитвенника и смиренного подвижника трудно вместить в формат публикации. Вместо тысячи слов говорят глаза старца на его прижизненных фотографиях. Доброта, любовь и спокойствие, образец христианского незлобия, всепрощения и крепости в вере – преподобный батюшка Серафим Вырицкий.