Антоний Печерский. Правда на расчерченном листе
Режиссер Надежда Кошман о своем личном чуде, связанном с именем святого преподобного Антония Печерского, память которого ныне совершаем.
«Может ли творить добро то, что не существует? – Посмотри, сколько добра принес человечеству рай: сколько добрых дел он вдохновил; сколько скорбей претворил в радость; сколько слез осушил; в скольких душах пробудил божественную жажду! Может ли сотворить добро то, что не существует?».
Святитель Николай Сербский «Мысли о добре и зле»
Однажды, работая над фильмом про святого Антония Печерского, мы заказали в отделе старинных рукописей библиотеки Вернадского сохранившиеся старинные книги: летописи, четьи-минеи, патерики. Библиотекари доставили их в читальный зал и, надев белые перчатки, стали разврачивать перед нами ветхие страницы. Когда все технические моменты были улажены и оператор зажег осветительные приборы, чтобы снять листы книг, вдруг в боковом свете на недописанной странице проступили линии – чья-то старательная рука прочертила их, продавливая, чтобы потом писать ровные строчки.
Все, что написано в этой книге – правда.
Это было самое большое потрясение за время работы над фильмом – 700-500 лет назад кто-то сидел и чертил эти линейки и писал строки, а я сейчас могу их прочесть! Это буквы, которые мы писали в тетрадках в школе, это звуки родного языка, который еще не разделился на русский, украинский, белорусский и т.д. Это слова молитвы, вспоминаемые по многу раз на дню… Время расступилось перед этой страницей и исчезло.
Может быть это наивно, то, что я сейчас скажу, но я вдруг поняла – все, что написано в этой книге – правда.
И то, что звали его Антипой, и то, что родился он в Любече, и что ходил в Царьград, и что постригся и жил на Афоне, и пещера в Берестове, и изгнание из Киева, и возвращение, и увеличение братии, и Феодосий, и Никон, и Нестор, прозванный летописцем – все это правда.
Преподобный Антоний Печерский.
Пусть он остался для нас невидимым, как ненаписанные строчки, но он был и есть. Пусть никто не видел его мощей. Пусть его келья пуста, но монастырь над ней – полон. И монахами, и паломниками, и прихожанами. Полон удивительными дарами и чудесами. Как огромное дерево шумящее кроной, дающее приют и пищу людям, стоит золотая наша Лавра, а он – корень всему этому. Глубоко уходящий в толщу земли. И корень этот не сух. От сухого ничего бы не выросло – так глубоко ушел он, чтобы найти источник воды и питать ею все до последнего листка.
* * *
Иногда я думаю, что может быть, провидя будущее, он знал, что придут времена, когда ему захочется уйти отсюда, от этой земли и города, людей, предающих свою веру, лгущих на своих отцов, и велел никогда не открывать даже мощей его. Чтобы они лежали там, в этой земле, в сердце этого города, и не могли встать и уйти от лица беззаконий. Потому что тогда некому будет помолиться о людях, о нас.
Так он вытерпел нашествие монголов, католиков, всех видов безбожников ХХ века.
Пока он там, из этой земли нет-нет да и проглянет свежий росток. Какой-нибудь ясноглазый юноша придет в эту пещеру и получит новое имя и поверит, как и я, что все это правда – что для любви нет ни времени, ни расстояния, ни неизвестности. И может быть он возьмет новое перо и напишет в старом патерике жития и откровения наших дней, благо линейки для этих строк чья-то добрая рука уже приготовила.
