Беременность злом: Почему сторонники ПЦУ не замечают захваты храмов
Если ты поддерживаешь мою позицию по ПЦУ, я тебя жалею, если же нет – мне плевать на твои страдания. Ты уже как бы и не человек – тебя бьют, убивают – но мне нет дела.
В личных и виртуальных дискуссиях со сторонниками ПЦУ поражает один момент.
Вот твой собеседник говорит о любви к ближним, преданности Украине, необходимости духовного единения украинских верующих. Все благостно и хорошо. Вроде бы перед тобой здравый, вменяемый, верующий человек. Но стоит коснуться одной темы, его вменяемость сразу заканчивается. Эта тема: захваты храмов УПЦ активистами ПЦУ.
Оппонент сразу начинает пожимать плечами, морщиться, скучать. Он пытается перевести тему в другое русло, или бормочет что-то вроде «там все неоднозначно». Подобные вопросы для него оказываются… словно не стоящими внимания! Хотя, казалось бы, есть множество видеофактов, позволяющих убедиться в том, что УПЦ не врет в своих бюллетенях о церковной ситуации в Украине.
Получается такой взгляд: если ты поддерживаешь мою позицию по церковным вопросам, я тебя жалею; если не поддерживаешь – мне плевать на твои страдания. Ты уже как бы и не человек – тебя бьют, убивают – но мне нет до этого дела.
Почему-то те, кто вроде бы так любит свой народ в целом, показывают какое-то патологическое бесчувствие по отношению к отдельным, реальным украинцам. К тем, которых активисты ПЦУ избили, выгнали из дома, оскорбили, лишили храма и т.д. Получается такой взгляд: если ты поддерживаешь мою позицию по церковным вопросам, я тебя жалею; если не поддерживаешь – мне плевать на твои страдания. Ты уже как бы и не человек – тебя бьют, убивают – но мне нет до этого дела.
Это то, что больше всего поражает в общении с адептами украинской автокефалии.
***
Вообще, когда заходит речь о рейдерских захватах, в сетевых полемиках начинается какой-то детский сад. Сторонники ПЦУ пишут, например: «в моей области никто никого не захватывает!» Это хорошо, что не захватывают. Но ведь не перестают захватывать в других областях. Или еще: «я знаю многих верующих ПЦУ, они нормальные люди и сами себе храм строят в селе». Как будто бы наличие «нормальных людей» в одном месте отменяет факт отъема церквей УПЦ и насилия над ее верующими в другом!
Это поразительное «окамененное нечувствие» показывают порой не только прихожане ПЦУ, не только случайные неверующие, но даже и некоторые наши церковные люди, которые поддерживают новую структуру, не переходя в нее. Остается загадкой: как человек, верующий в Бога любви, не имеет элементарного сочувствия к страдающим? Как христианин, участвующий в Литургии, может быть равнодушен к боли и слезам причащающихся с ним из одной Чаши?
Тут полностью потеряно ощущение церковной соборности, о которой писал апостол Павел, представляя Церковь как единый организм, где верующие – члены этого организма. «Страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены. И вы – тело Христово, а порознь – члены» (1Кор.12,26-27).
Получается так, что кому-то больно – а мне все равно... Не говоря уже о том, что эту боль людям приносит та организация, к которой адепты ПЦУ принадлежат или которую поддерживают.
Пожалуй, даже можно говорить о какой-то разновидности экклезиологической ереси в данном случае. Когда настоящая «церковь» для меня – это те, кто разделяет мои политические убеждения.
Когда я чту пострадавшего за нас Христа, но мне безразличны страдания других верующих моей Церкви.
Когда я ненавижу Патриарха той Церкви, к которой я принадлежу, хотя имя его поминается в храме за богослужением.
Когда я не почитаю тех святых, память которых отмечена в церковном календаре, потому что они работали для укрепления нелюбимого мною государства.
Когда я соглашаюсь с человеконенавистническими идеологиями, и в то же время причащаюсь Тела и Крови Христовых.
Список можно продолжать…
***
Непонятно, как, принадлежа к ПЦУ или одобряя ее, можно не чувствовать ответственности за те беззакония, которые производят ее члены. Когда моя организация (или та, которой я симпатизирую) употребляет насилие в разных местах страны (пусть и не в моей области) – разве за это не несет нравственной ответственности вся организация, в том числе и я, если я поддерживаю и защищаю эту организацию?
Непонятно, как, принадлежа к ПЦУ или одобряя ее, можно не чувствовать ответственности за те беззакония, которые производят ее члены.
Непонимание этих вещей, какой-то инфантилизм сознания – это нравственная трагедия нашего народа, массовая аберрация совести и здравого смысла.
Иногда оппоненты пытаются юлить и договариваются до откровенного абсурда: «храмы захватывают «титушки», это все провокации УПЦ с целью разжигания религиозной ненависти». Как будто бы на видеозаписях не видно, кто захватывает храмы. Как будто бы неизвестно, что церкви потом «переводят» в ПЦУ. Как будто бы не присутствуют часто на этих захватах и «священники» ПЦУ, воодушевляющие свою паству. И как будто бы раскольническое «священноначалие» не в курсе происходящего.
«Епифаний не может контролировать сельские драки и разборки, связанные со спором за храм. Не надо валить все на него» – пишет в комментариях еще один апологет ПЦУ. Да ладно! Если бы Думенко был христианином и выступал против насилия, то просто не принимал бы захваченные храмы в свою юрисдикцию.
Абсурд! Адепты ПЦУ – все сплошь и рядом патриоты, заявляющие о любви к Украине и украинцам. Но они не замечают (а порой и молчаливо одобряют) агрессию по отношению к таким же гражданам Украины, как и они. Да еще и пытаются коряво лукавить.
А ведь стоило бы, видя эти беззакония, задаться вопросом: совместимо ли христианство с насилием? Точно ли истинна та «церковь», которую я поддерживаю? Уж не показывает ли таким образом Бог качество этой группировки, попуская ее «активистам» отбирать храмы у канонической Церкви?
И здесь уже остается где-то на периферии тема каноничности-неканоничности, при всей ее видимой важности. Когда взламывают двери храмов и спиливают замки, когда бьют священника и призывают «отдать мужчинам» его матушку – здесь еще нужны какие-то дискуссии? Разве еще не понятно, где Церковь, а где печальная пародия на нее?
И если человеку ничего не говорят истории захватов храмов, то про каноны, правила, уставы с ним спорить уже бесполезно. Оцеживание комара не поможет вытащить проглоченного верблюда.
Когда взламывают двери храмов и спиливают замки, когда бьют священника и призывают «отдать мужчинам» его матушку – здесь еще нужны какие-то дискуссии? Разве еще не понятно, где Церковь, а где печальная пародия на нее?
Знакомые неверующие люди звонят и спрашивают: «да что ж это у вас там в Церкви творится? Как вообще верующие могут кого-то бить, силой забирать храмы?» Нецерковные осознают то, что почему-то непонятно церковным и причащающимся. И это действительно не перестает удивлять.
***
Кажется, ответ на все эти недоумения один – нормальную деятельность ума и чувств парализует национализм. Причем, национализм в данном случае – это проекция человеческих страстей на политическое и идеологическое поле. Когда под действие этого луча попадает что-либо живое, все умирает. Национализм не оставляет шанса выжить даже самым простым человеческим чувствам, таким, как жалость и сострадание.
Потому и получается какой-то кошмарный сон: верующий человек не видит и не слышит боли соотечественников, живущих рядом. Он убегает от этой боли, прячется от нее, и раздражается, когда ему о ней говорят. Потому что эта боль создает проблемы в работе программы, которую запустил в нем диавол.
Описанная болезнь – комплексный феномен. Сюда входят и какая-то особая немощь веры, и тайные страсти, и отпечаток воспитания, и ущербность образования, плюс идеологическая обработка. Эта гремучая смесь заквашивается особыми дрожжами – недугом совести. Потому что, если совесть не болит о грехе предательства братьев по вере, значит, она умерла.
Национализм в данном случае – это проекция человеческих страстей на политическое и идеологическое поле. Когда под действие этого луча попадает что-либо живое, все умирает. Национализм не оставляет шанса выжить даже самым простым человеческим чувствам, таким как жалость и сострадание.
Мы произнесли ключевое слово: «предательство». Да, без данного термина не обойтись. Потому что, если тебя не трогают слезы бабушки, у которой активисты забрали храм – ты предал ее. Если ты равнодушен к горю священнической семьи, которую зимой выгнали из дома – ты предал ее. Если на твоих глазах мучают простых людей из-за того, что они не хотят оставлять свою Церковь, а ты не замечаешь этого, или еще и смеешься над ними – ты предал сам себя, свою христианскую честь.
О «сожженной совести» писал апостол Павел, и в нашу тему это словосочетание входит, как ключ в замок. Сожженная совесть, попрание святости общей веры, святости духовного и кровного родства – слова, подходящие для диагноза ситуации. И церковно-политические предпочтения адептов ПЦУ здесь фигурируют лишь как лакмусовая бумажка их духовного состояния. Как тест на беременность злом.
Но – Бог поругаем не бывает. И в памяти людской, и в памятных книгах Божиих (есть такой образ в Священном Писании) ПЦУ останется одной из веток украинского раскола, мучившей и без того измученный народ.
Господь все помянет. Непременно!
Помянет Господь избиение священников и оскорбление их жен, кровь и слезы простых верующих.
Помянет многосуточные бдения прихожан УПЦ, стерегущих свои храмы от сошедших с ума односельчан. Помянет, как били здоровенные молодчики слабых женщин на глазах у полиции.
Помянет, как активисты ПЦУ вынесли престол со Святыми Дарами на улицу и бросили вдоль дороги, словно ненужный хлам.
Помянет, как верующих выгоняли не только из их храмов, но и из подсобных помещений, аварийных зданий, старых хат.
Помянет сатанинскую гордыню Филарета, коварство и обман патриарха Варфоломея, предательство митрополитов Симеона и Александра, разбойнические хиротонии нерукоположенного Думенко.
Помянет беззакония чиновников, вмешивающихся в жизнь Церкви.
Помянет всю ту ложь, боль и страдание, которые принесли в Украину сторонники автокефалии.
А от нас сегодня требуется, по сути, одно: понять, с кем Бог – с насильником или с жертвой? Пусть каждый сам для себя задает и решает этот вопрос, для кого-то чрезвычайно простой, а для кого очень трудный. Трудный не потому, что трудно догадаться – а потому, что правдивый ответ неминуемо заставит менять свои взгляды.
