Изучение богословия: «за» и «против»
Существует мнение, что богословская образованность – не только дело не из числа первостепенной важности для христианина, а и вообще напрасная трата времени. Так ли это?
В последнее время в православных и околоправославных кругах к богословскому образованию, самообразованию и богословию вообще сложилось, мягко говоря, весьма осторожное отношение. Чаще всего подобное отношение складывается на основании того, что многие богословы в результате своих рассудочных умозаключений забрели «не туда» или вообще впали в ересь. Чего стоит недавняя история с диаконом Андреем Кураевым. Еще в качестве аргумента против богословской образованности приводится мысль, что знание надмевает, и не только не способствует благочестию, а и препятствует ему.
Безусловно, все это имеет место, и исторических примеров можно привести множество, начиная чуть ли не с первых веков христианства и до наших дней. Однако как по поведению одного христианина нельзя судить о всей Церкви, так и по ошибкам нескольких богословов нельзя делать выводы о богословии и богословском образовании вообще. К тому же в приведенной выше аргументации содержится концептуальная ошибка.
Если знание пагубно, а незнание спасительно, то получается, что зло содержится в самом знании. Тогда получение богословского образования – грех, в котором человек должен каяться. Очевидно, что такие выводы – явная несуразица. Помимо ересиархов и утративших веру скептиков, в истории множество примеров умнейших святых, получивших в свое время образование не только в области богословия, а в и области языческой философии, естествознания и пр. Одним из таких светочей был преподобный Максим Исповедник, день памяти которого празднуется Церковью 25 августа.
Преподобный Максим Исповедник писал, что приступать к богословию практическому без теоретического не только неправильно, но и опасно.
Вообще преподобный Максим – абсолютно уникальная личность, на несколько голов возвышающаяся над всеми своими современниками. Вот какую характеристику дает ему один из первых глубоких исследователей его жизни и творчества, профессор Киевской духовной академии Сергей Леонтьевич Епифанович:
«Одинаково сильный и как богослов-философ, и как аскет-мистик, и как полемист, он мог взять в свои руки все отрасли византийского богословия и, как творческий ум, претворить все богатое содержание его в единство целостной системы, и мог сделать это со всей силой своего оригинального духа, безмерно возвышаясь над маленькими богословами-эксцерпторами своего времени, еле успевавшими намечать контуры своих скромных по замыслу и исполнению компилятивных произведений. Насколько творческий ум преп. Максима превосходил замиравшую, дробившуюся и мельчавшую мысль его современников, настолько рельефно выделялась его литературная производительность на общем фоне постепенно падающей византийской письменности. В своем лице он дал яркий пример живого греческого гения в необычайной литературной плодовитости, напоминающей по многосторонности эпоху великих отцов. За весь VII в. это единственная крупная литературная величина, интересы которой простирались и на экзегетику и богословие, и на аскетику и литургику, и на пасхалию, и даже на поэзию».
Трудно к такой прекрасной характеристике что-то добавить.
Из приведенной цитаты становится очевидно, что проблема не в знании как таковом, а в человеке. Если такие люди, как преподобный Максим, смогли объединить в себе и богослова-философа, и аскета-мистика, то, значит, и в богословии нет ничего плохого. Более того, здесь мы видим ключ к правильному отношению к богословской образованности.
Подлинное богословие не может быть отвлеченным, отделенным от духовной жизни. Сам преподобный Максим аскетику называл богословием практическим, тогда как знания – богословием теоретическим. При этом он не просто не отделял одно от другого, а и писал о невозможности существования одного без другого. Конечно, можно привести множество примеров, когда люди становились святыми без специального образования. Но спастись человек может только в Церкви, а что, как не богословие, указывает на границы Церкви, за которыми спасение становится невозможным?
Аргумент о том, что знания без аскетики заводят человека «не туда», работает и в обратном направлении – аскетика без правильных знаний также может завести «не туда». Вспомним небезызвестного Ария.
Преподобный Максим писал, что приступать к богословию практическому без теоретического не только неправильно, но и опасно. Аргумент о том, что знания без аскетики заводят человека «не туда», работает и в обратном направлении – аскетика без правильных знаний также может завести «не туда».
Вспомним небезызвестного Ария. Он не был распутником, не был каким-то отвязанным грешником. Более того, современники помнят Ария как аскета и человека строгой жизни с соответствующей внешностью – высокий, худощавый, с изможденным видом и печальным лицом. В самом арианстве, как движении, был и социальный подтекст. Христиане вставали под знамена ереси не только (и не всегда) будучи явными сторонниками учения, а восставая против бесчинств и порочности православного духовенства, в особенности иерархии.
Чуть позже, уже в следующем поколении (а это, напомню, все еще IV век), святитель Григорий Богослов в слове «К епископам» с горечью писал:
«Изнемог пастырь, долгое время боровшийся с губительными волками и препиравшийся с пастырями; нет уже бодрости в моих согбенных членах; едва перевожу дыхание, подавленный трудами и общим нашим бесславием. Одни из нас состязуются за священные престолы, восстают друг против друга, поражаются и поражают бесчисленными бедствиями, это неукротимые воители, они возглашают мне: мир, и хвалятся кровью… Другие, разделясь на части, возмущают Восток и Запад; начав Богом, оканчивают плотью. От сих противоборников и прочие заимствуют себе имя и мятежный дух… Христос же напрасно пронзен гвоздями. По имени людей, а не по Христе именуемся мы, прославленные Его благодеянием и кровью».
Преподобный Иоанн Дамаскин считал, что отрицание необходимости богословского образования для христиан само по себе является ересью.
Всмотритесь в последние фразы – что должны были делать епископы, чтобы святителю Григорию пришлось написать такие страшные слова?!
Что толку для Ария его аскетика, если он стал чуть ли не самым известным в мире ересиархом и совратил со спасительного пути многих христиан?! Что толку, что православные епископы придерживались истинного вероучения, но при этом вели порочную и распутную жизнь?! Описанная ситуация лишь подчеркивает важность и теоретического, и практического богословия. Здесь уместна аллегория с обоюдоострым мечом, которую апостол Павел использует в отношении слова Божия (Евр. 4, 12). Хороший мечник всегда будет пользоваться обоими краями своего орудия.
Преподобный Иоанн Дамаскин считал, что отрицание необходимости богословского образования для христиан само по себе является ересью. В его каталоге еретиков под 88-м номером числятся так называемые гносеомахи. Их вероучение преподобный Иоанн описывает следующим образом: «Они отвергают необходимость для христианства всякого знания. Они говорят, что напрасное дело делают те, которые ищут каких-либо знаний в Божественных Писаниях, ибо Бог не требует от христианина ничего другого, кроме добрых дел. Итак, лучше жить скорее попроще и не любопытствовать ни о каком догмате, относящемся к знанию».
Еще одним аргументом против необходимости богословского образования является отсылка к примеру преподобной Марии Египетской, обретшей святость ни разу не прочитав Священное Писание и вообще не умея читать, или святых апостолов, которые будучи простыми рыбаками, совершенно неискусными в ораторстве, своей проповедью уловили в Христовы сети даже мудрецов этого мира.
Вера – это не абстракция. Вера должна быть конкретной, мы должны ясно знать и понимать, во что и в Кого мы верим.
Все это так, но ответ на подобного рода позицию мы можем найти у святителя Григория Богослова. Он пишет, что готов принять даже позорного волопаса, не обладающего даром слова, только этот волопас не должен иметь ни дорожной сумы, ни посоха, ни денег; быть полураздетым; жить одним днем и богатеть надеждой; должен очищать от демонов; исцелять проказу; воскрешать мертвых и прекращать паралич. Если кто против изучения богословия, то «будь ты одним из таковых, и, хотя бы ты был ловцом лягушек, тогда мы вознесем тебя к ангельским хорам!», – подытоживает святитель Григорий. Говоря об одной стороне апостольства, мы должны говорить обо всех остальных, а иначе получается какая-то полуправда, а по сути – ложь.
Мы не апостолы, потому тем более нам нужно богословие. Вера – это не абстракция. Абстрактными могут быть лишь наши рассуждения на кухне за чашкой чая. Вера должна быть конкретной, мы должны ясно знать и понимать, во что и в Кого мы верим. В борьбе за сохранение Истины, за сохранение чистоты и неповрежденности нашей веры множество отцов не только тратили душевные и интеллектуальные силы, но и платили кровью. Тот же преподобный Максим Исповедник за свою борьбу с ересью монофелитства пережил три ссылки, унижения, суды и избиения, лишился правой руки и языка. Этими действиями еретики хотели заставить его замолчать, лишить и письменного, и устного слова. Но Правда все равно восторжествовала, хотя до этого торжества (т.е. до VI Вселенского собора) преподобный Максим не дожил восемнадцать лет.
Так неужели мы станем пренебрегать тем, за что боролось огромное количество святых, получивших именование Отцов Церкви?! Главное – всегда помнить, что изучение богословия должно рука об руку идти с аскетикой и наоборот. Благо этот маршрут уже опробован и изучен, и нам есть на кого ориентироваться по пути нашего следования в Царствие Небесное.
