«Как глубоко нам надо замолчать, чтобы сама душа заговорила...»

Почти полвека Зинаида Александровна писала «в стол», так как в СССР ее стихи и прозу публиковать было нельзя, и уже четверть века ее печатают. Ну, а сколько же нужно будет времени, чтобы понять то, что хотела донести людям эта удивительная женщина, покажет сама жизнь.

У Зинаиды Александровны было много почитателей при жизни и много недоброжелателей после смерти. Православные фундаменталисты обвиняют ее в том, что она не знала берегов и не помещалась в рамки догматических определений. Кто-то будет обвинять ее в экуменизме и либерализме. Но сам факт того, что среди почитателей Зинаиды Миркиной есть очень много глубоко церковных людей, среди которых не только миряне, но также священники, монахи, и даже схимники-подвижники, говорит о том, что ее духовный опыт имеет особую ценность.

Почему я хочу обратить внимание на духовное наследие З.А. Миркиной именно сейчас, в наше нелегкое время? Я не буду останавливаться на общепланетарных процессах всеобщей деградации, которые происходят с человеческой цивилизацией, я скажу лишь несколько слов о христианстве, которое некоторые книжники и богословы сводят к христианизму, ничего общего с Евангелием не имеющим.

Еще совсем недавно стараниями советских пропагандистов коммунистическая идеология превращалась в религию. Парады вместо крестных ходов, благоговейное почитание «мучеников» и «страдальцев», отдавших свою жизнь «во имя светлого будущего», марксистско-ленинское учение, ставшее «новым заветом», мощи вождей, «религиозные» бдения партсобраний и проч. Это всем понятно и очевидно. Но почему-то никто не хочет замечать, как сегодня стараниями новейших религиозно-политических агитаторов христианская вера превращается в идеологию?

Так же, как и в советский период, из трепета перед священным цинично извлекается выгода. Узко-человеческое снова и снова пытается подчинить себе необъятно-божественное, но теперь это делается не под партийными, а под церковными знаменами.

«Как трудно божественной силе!

О Боже, опять и опять

Мы, люди, Тебя победили.

Тебе ведь нельзя побеждать».

Зинаида Александровна возвращает душу к истокам настоящего, истинного, непреходящего, того, единого на потребу, которое только и нужно для спасения. Ее духовный опыт – это труд Марии, сидящей у ног Спасителя.

То, что пишет и говорит автор книги «По Божьему следу», не идет в разрез с Христовым духом, напротив, оно помогает полнее пережить встречу с Ним. Пережить на такой глубине, которая страшит человека, подсознательно ищущего интеллектуального комфорта и стремящегося к духовному довольству.

«Да, есть земля и россыпь звезд.

Есть я и Ты – моя вершина.

Когда ж войду в свой полный рост,

Двоих не станет – мы едины».

Мое знакомство с творчеством Зинаиды Миркиной

В предисловии к последней книге старца Симона (Безкровного) «Душа безмолвия» я наткнулся на цитату без указания автора: «Говорите, люди, говорите… а у дома яблоня цветет». Эта строка почему-то сразу зацепила мою душу. Решил поискать в интернете, кому же она принадлежит. Так я вышел на стихи Зинаиды Александровны, которые меня поразили своим светом и тишиной.

Это были даже не стихи, а молитвы, гимны. То, что я читал у Симеона Нового Богослова, у старца Симона (Безкровного), у Исаака Сирина, у Зинаиды Миркиной заиграло в каком-то новом необычайном свете. Как чистую духовную воду я пил ее притчи – «Тихие сказки», на одном дыхании прослушал роман «Озеро Сариклен». Можно сказать, что это была любовь с первой строки. Сразу творчество Зинаиды Миркиной вошло прямо в мое сердце, и я понял, что повстречал близкую мне родственную душу.

Истоки творчества

Но главный вопрос – откуда взялось это чудо? Мне было понятно, что написанное поэтессой никак не могло родиться из таланта или одаренности. Это был очень глубокий духовный опыт, практическое проникновение в суть сущего. Потом я нашел ответ на мой вопрос.

«Это было на даче. Была гроза. А потом взошло солнце, и ель, которая стоит перед балконом, вся в каплях, вдруг вспыхнула тысячью солнц... Свет небывалый как будто проколол сердце насквозь... Прежде всего появилась полная уверенность, сверхразумная, вне всякой логики, что Творец этой красоты – совершенен... А затем произошло то, что невозможно передать, хотя я говорю об этом всю жизнь прямым словом... Физически мои глаза не видели ничего, кроме ослепительной красоты, а внутренним зрением я увидела Бога... Я почувствовала взгляд на себе, в котором были бесконечная любовь и покой в одно и тоже время... В этом взгляде я получила ответ на все мои вопросы и на всю боль. Я поняла, что мы призваны к такой духовной высоте, на которой исчезает все, что меня мучило. Сердце почувствовало вечность так же ясно, как рука – твердые предметы».

Опыт этого прикосновения к Фаворскому свету Зинаида Александровна передает устами Ефрема Аданова, одного из действующих лиц романа «Озеро Сариклен». Эту книгу нужно почитать, чтобы лучше понять творчество поэтессы.

По одному Богу ведомым причинам Зинаида стала исключением из общего правила. Ведь сначала подвижники проходят трудовую молитву, потом умную, далее сердечную, и только в конце пути они приходят к тому, что называется чистой молитвой или созерцанием. Но поэтесса получила дар созерцания как подарок, в ранней молодости. И, как и любой дар, он не мог прийти без того, чтоб вслед за этим не выпить ведро скорбей.

Зинаида Александровна заканчивала филологический факультет МГУ, когда ее постигла тяжелая болезнь. Перед защитой диплома ее свалил паралич (парез). Пять лет она провела в полной неподвижности. Но крепкий дух и сила воли победили болезнь – хотя врачи вынесли заключение: лечить бессмысленно, родителям остается только забрать ее домой – доживать.

Так в судьбу Зины стал входить не только опыт радости Откровения, но и опыт скорбей, которые будут ее преследовать всю жизнь.

«Без боли не дойти до Бога,

Без боли – запертая грудь».

На удивление врачей, Миркина встала и начала ходить. Но до конца своих дней она будет страдать от постигшей ее в молодости болезни. Были в ее жизни периоды, что, если бы не муж, она бы просто умерла от боли.

Отношения с Богом

Верила ли Зинаида Александровна в Бога как Личность? Нет, конечно, она знала Бога, эта связь у нее была непреходящей. Именно поэтому она не любила говорить о Боге напрямую. Вот что она по этому поводу сказала:

«Когда ты говоришь с кем-то о Боге, то в конце разговора у тебя появится только одно желание – обняться и пролить благодарные слезы. Если этого не случилось, значит вы говорили не о Боге. А высшее счастье – это вместе с кем-то молчать о Боге. Молчать так долго и глубоко, пока душа не перейдет свой предел».

Но кто мог вырасти до этого и стать на той вершине богообщения, на которой жила душа Зинаиды Александровны? Поэтому она о Боге не говорила, но все ее стихи именно о Нем.

Не богословие, а поэзия

Сказать, что З.А. Миркина писала стихи, будет неправильно. Она их не писала, они в ней рождались, как плоды созерцания, и сами выходили наружу. Именно созерцательная жизнь помогла этой очень больной женщине прожить так долго – девяносто два года. Друзья не раз вспоминали, что поэтесса, идя по дороге, часто останавливалась, с тяжелой отдышкой добиралась до какого-то уютного залива. Но потом, посидев там пару часов, как будто обретала второе дыхание, лицо ее молодело, и она возвращалась домой уже быстрым бодрым шагом.

Со своим мужем, известным философом, публицистом, узником сталинских лагерей, ветераном войны, Григорием Померанцем, Зинаида Александровна всегда встречала рассвет и провожала закат. В этом была какая-то тайна, похожая на некую космическую литургию.

«Сегодня бродила я в царствии Божьем.

Там все, как у нас, только проще и строже,

Там все, как у нас, только чище и выше,

Прозрачней и глубже, светлее и тише».

Нет таких слов, которыми можно было бы выразить окончательно сокровенную тайну мира, нет такого языка, на котором можно было бы с последней точностью описать Того, Кто стоит за этой тайной. Но есть глубина, на которой тайна открывается нам, причем открывается не сразу. Об этой глубине и на этой глубине говорят пророки. Зинаида Александровна для многих и стала вот таким современным пророком.  

«Ответить Богу – значит среди ночи

Проснуться вдруг по первому же звуку:

Я здесь. Я – вот. Твори со мной что хочешь.

Я – тетива натянутого лука».

«Опытом бесшовного слова я бы и назвал все стихи Миркиной, которые не из нее исходят, а через нее идут», – так отозвался о творчестве Зинаиды Алексанровны ее добрый друг, публицист Роман Перельштейн.

«Мне надо стать бумагой белой,

Жить в совершенной тишине.

И ничего самой не делать,

Чтоб Ты мог действовать во мне.

Мне надо быть открытой Дверью

В ту глубь, где все просквожено

Такою полнотой доверья,

В которой я и Ты – одно».

У поэтессы не было сомнения в том, что о Боге можно говорить только языком поэзии. Философия и богословие только ослабляют Свет Бога. Философ, говоря о Творце, сводит Его к системе человеческих представлений о Нем. Богослов же становится только книжным регистратором готовых истин. И тот и другой похожи на птицу с одним крылом. В этой птице нет полета, хотя есть и перо, и клюв, и рвение.

«Богословие делит священную реку на рукава. Поэзия соединяет их в стремлении к устью», – писал Г. Померанц.

Все стихи Зинаиды Миркиной выходят из Бога и тонут в Нем. «Кто такой Бог?» – спрашивает она всей собой и всей собой отвечает на этот вопрос: «Бог – это совершенная любовь, изгоняющая страх. Страх физический, страх перед наказанием обязан умереть, чтобы осталось иное: тайный трепет, боязнь причинить боль Богу. Когда сердце открывает Бога, оно боится только одного– ранить Его, оскорбить Его святость своей нерадивой жизнью. А больше ему никакой страх и неведом».

«Бог не заковывает в цепи

И не разит мечом железным.

Страх Божий – это тайный трепет

Души пред собственною бездной».

Сердце не может бояться Того, Кого оно беззаветно любит. Или боишься, или любишь. А если и боишься, и любишь, значит, еще не любишь. Вера, построенная на страхе, мертва. Такая вера замешена на земном чинопочитании. Это холопская вера, корыстная. Всемогущество Бога имеет таинственную связь со всемогуществом сердца. Истинное всемогущество состоит в способности отказаться от всех своих притязаний ради свободы того, кого ты любишь. Исаак Сирин так выразил эту мысль: «Нет страдания более жгучего, чем любовь к Богу»

«Как упорна она, как давно

Мысль простейшая бьется во мне:

Я – никто. Я – лишь только окно.

Я – пробоина в твердой стене.

Только плотность стены прорубя,

Только после великих потерь

Понимаю: я – выход в Тебя,

Я – к Тебе приводящая дверь.

С целым миром окончился спор.

Я – никто. Обо мне позабудь.

Я есмь вход в бесконечный простор.

Только вход, только дверь, только путь».

В своих стихах, подобных псалмам, Зинаида Миркина «опрозрачнивает» непроницаемые для ума места богословских диспутов, художественностью разрешая эти темные для рассудка, открытые и открываемые сердцем небесные архипелаги.

«Как глубоко нам надо замолчать,

Чтобы сама душа заговорила.

Какая есть немереная сила

В том слове, что к душе обращено.

Самим Творцом становится оно».

Стихи Зинаиды Миркиной – это поэзия человека ясного духовного зрения и душевной чистоты. Это слова человека, который не замкнулся на себе, а напротив – открыл себя всему миру. Зинаида Александровна чувствовала свое родство с каждой травинкой, с каждой душой, звездой – с каждой частью мира. Не все такую поэзию могли вместить и понять. Ведь ее душа еще при жизни на земле жила в какой-то непостижимой глубине, где исчезают страдания и болезни.

«Наше земное тело, – говорила поэтесса, – принадлежит земле, а не той глубине, и поэтому страдания нам не избежать. Но, однако, при контакте с той глубиной, при непреодолимой любви к ней, страдание выносимо и даже имеет какой-то таинственный очищающий душу смысл».

А вот как рассуждала Зинаида Александровна о жизни и смерти: «Мы стоим перед лицом смерти. Да, она приходит. И мы, живущие, не можем не страдать, то есть не принять сораспятие. Но потом мы должны подняться над смертью – иначе не будет Воскресения. А если мы не проходим сораспятия, то это не Воскресение, а игра в Воскресение».

Поэтесса была духовным реалистом. Она ощутила реальность непреходящей красоты и узнала на опыте, что безобразие, болезнь и смерть не обладают полнотой реальности.

Но она также знает о том, что должна вынести на своих плечах эту неполную реальность, черпая силы в другой, внутренней – полной. Не прятаться от боли и смерти, не убегать от нее, а сораспинаться со Христом. «Надо иметь мужество доглядеть до конца этот фильм ужасов. Но знать, что это – фильм, и он пройдет, а я – смотрящий – реальность, и я останусь».

Зинаида Миркина воспринимает мир как великое чудо. Ее строки рождаются как пение птиц, шелест деревьев, шум волны. Тишина, создаваемая ее стихами – не просто «тишина природы», это тишина, которая до дна очищает душу и наполняет ее благодатью. Ее стихи – не работа воображения, а поэтическая икона пребывания души со Творцом. Тишина строк-молитв Зинаиды Миркиной очищают душу и до слез переполняют настоящим. Она перелагает на человеческий язык то, что выше слов, то, что невыразимо.

«Мы так привыкли к дару жизни, – говорит З.А. Миркина, – что совсем не воспринимаем его чудом. Обычно считают, что чудо – что-то необыкновенное, то, что не встречается на каждом шагу… Но чудо заключается внутри жизни. И чудо жизни есть дар величайшей любви. Собственно, чудо, любовь и жизнь – синонимы. Чудо и любовь – это просто другие имена жизни».

Ближе к концу жизни Зинаида Александровна скажет: «Сейчас, к удивлению моему, у меня появилось много людей, очень любящих мои стихи. Но любят-то очень по-разному. Мне так хочется привести людей на берег Неисчерпаемой жизни, привести и оставить там наедине с этой Неисчерпаемостью, как с Океаном. Я тут ни при чем. Пусть останутся наедине с Богом, и в Боге встретятся. И нет большей радости, чем такая Встреча».

«Не торопиться, о, не торопиться…

Деревья вверх идут, не торопясь.

Парит, на небе зависая, птица.

И тихо ткется со звездою связь.

Неторопливо тянется дорога,

И долог путь кружащихся ветвей.

Не пробежать бы только мимо Бога

И мимо бесконечности своей…»

Миркина черпает свой духовный опыт от корней. Ее поэзия – это разговор с Богом напрямую со всей честностью и со всем трепетом – одно без другого невозможно.

«Благодарю Тебя, мой Боже,

За этот светоносный взгляд.

Не Ты все наши муки множишь.

Не Ты в страданьях виноват.

Я от Тебя чудес не чаю –

Сама перед Тобой в долгу,

Сама, так значит – отвечаю,

Сама, так значит – я могу.

Недолгий срок нам всем отпущен.

Нас сдует ветер, как листы.

Но это сердце всемогуще

Затем, что в нем сокрылся Ты».

Тот, кто обрел подобное единство, ставит под сомнение все остановившиеся в своем внутреннем развитии духовные авторитеты и позволяет нам сделать глоток такого чистого воздуха, без которого, кажется, невозможна и сама жизнь, не то что поиски ее смысла.

«Мне сказали капли дождевые

Вспышкою в скрестившемся огне:

Мертвых нет, но только мы, живые,

Живы лишь отчасти, не вполне».

Что значит быть живым вполне? Это жить совершенно открытой душой, обнажившимся сердцем, чувствующим свою связь с целым, ощущать свое бессмертие здесь и сейчас. Однако это не бессмертие твоего малого ограниченного эго. Напротив – ощутить, что твое маленькое «я» лопнуло, как кокон, и из него вышло существо другое, крылатое, объемлющее мир и вбирающее в себя всех, и даже тех, кто доставляет тебе боль.

Да, только в бездонности нашей души мы встречаемся со Христом и узнаем Его сердцем. И разве не в этой мистической связи людей друг с другом состоит тайна и чудо Божественного Триединства? «Мы не отделимы друг от друга, как ветки одного дерева, – вот евангельская реальность», – говорит Миркина.

«Как мне объяснить то, что Святой Дух всегда только около слов, около буквы? Что только сердце познает Бога, а слова все лгут».

Религиозные же войны и человеконенавистнические теории возникают лишь на поверхности вселенских вероисповеданий. Поднырнуть под нетерпимость и ненависть, вывести на чистую воду своего массового человека с его узкой племенной психологией, обнаружить в этом узком человеке его же собственную глубину – и есть наша задача.

Между Богом, каков Он есть, и Богом, каким мы Его представляем, пролегает бóльшая пропасть, чем между двумя отдельно взятыми людьми. И чтобы узнать Бога, Каков Он есть (это изречение преп. Софрония Сахарова), нужно прежде всего захотеть узнать и понять другого человека, нужно разглядеть в другом человеке Бога. Нам дано почувствовать что-то, что глубже смерти и больше жизни. В человеке есть некая предельная глубина, на которой только и возможно его встреча с Богом.

Тот, кто выстрадал эту способность разговаривать с внутренней бездной, уже не может быть одинок. Но для того, чтобы спуститься в эту глубину, нужно пожертвовать своей поверхностной общностью с людьми, особенно с близкими людьми. А близкие в силу причин совершенно естественных не всегда способны принять это и понять. Это очень хорошо было описано Зинаидой Александровной в романе «Озеро Сариклен».

Самое главное в духовном наследии З.А. Миркиной – это то, что там нет ни одного придуманного слова. Все, написанное ею, было пропущено через душу и рождено в сердце.

«Мне дано великое заданье:

Различить беззвучный зов Творца,

Леса говорящее молчанье,

Всей душой дослушав до конца.

Мне сказали капли дождевые

Вспышкою в скрестившемся огне:

Мертвых нет. Но только мы, живые,

Живы лишь отчасти. Не вполне.

Это слово бессловесной хвои –

Весть из распахнувшихся небес:

Если я воистину живою

Быть сумею, значит, Ты – Воскрес!»

Брошенное в печь полено сначала становится горящим поленом. Все древесное в нем сопротивляется всему огненному, но в какой-то момент полено целиком превращается в огонь и уже ничем не отличимо от огня. Этим же путем идет и человеческое сердце. Все затвердевшее в нас, все древесное, объятое истинной любовью, превращается в бестелесное Божественное, в то, что в нас от огня.

Это и есть тот путь, которым предлагает идти людям Зинаида Миркина.