«Пикасо́»: ревность

Время действия: 1992 год

Место действия: Киев

Действующие лица: о. Александр Каминский; Миша Каминский, его сын; Настя Ищенко, девушка Миши; Олег Белкович и другие их одноклассники.

Дружба Белковича с Настей, которая завязалась с тех пор, как они побывали в театре, для ревнивого Миши была как нож в сердце. Каждый их разговор, каждый взгляд друг на друга проворачивал этот нож и заставлял его нестерпимо страдать. Настя это понимала, и ее захватывали противоречивые чувства. С одной стороны, это жутко льстило ее самолюбию, а с другой, она жалела Мишу и всячески стремилась доказать ему, что именно он есть ее любимый и единственный. Выражалось это во все более откровенных обниманиях и поцелуях, когда они оставались наедине.

Миша ведь не слушал папу. Он убаюкивал себя мыслями о том, что они с Настей еще ничего такого не делают, что все у них, в принципе, довольно целомудренно. Ну, почти…

Не ходил он и в пещеры молиться преподобным, как говорил папа. И разговор с Настей о том, какими должны быть их отношения, все откладывал. Боялся. А вдруг ей это не понравится, вдруг она не так поймет.

Папа это все видел, о многом догадывался, но боялся, что постоянные нравоучения с его стороны только повредят. Он, в общем-то, все уже ему сказал, и теперь ему оставалось только переживать. Переживать и молиться… Молиться и переживать…

Только один раз, когда Миша вернулся домой ну уж очень возбужденным, он опять завел с ним разговор о том, что если все и будет дальше так продолжаться, то скоро он, Миша, станет перед очень непростым выбором.

– Поговори с ней, Миша. Какими бы ни были ваши взаимоотношения, они должны быть честными и открытыми.

Миша послушно кивал головой.

– Ты пойми, что ты можешь сделать ей очень больно. Ей, понимаешь? Неужели ты хочешь заставить ее страдать. Если ты любишь, ты должен желать человеку добра, а не зла. В наше время мир живет совсем по другим принципам. У людей совсем иные ценности и представления о жизни, чем у нас. У меня, у тебя, у нашей семьи. Расскажи ей об этом. Поделись с ней Благой вестью. Может, ее душа только этого и ждет. Может быть, как раз именно ты… ваша любовь… и приведет ее к Богу. Ведь как же не может привлекать человека… девушку настоящая чистая любовь, целомудренные отношения. Ведь в каждой девушке, может быть где-то в подсознании, живет эта чистота и целомудрие.

Миша слушал и со всем соглашался. Не было бы сейчас уже так поздно, пошел бы, прям сейчас, к ней и поговорил бы. Но уже был вечер…

– Поговори с ней, – почти умолял папа. – Скажи, ну разве может она обидеться, если ты, как мужчина, покажешь свое уважение к ней, к ее чистоте. А дальше… Ну разве это может не привлекать? Крепкая семья, верность друг другу. Разве ей не хочется быть единственной для человека, которого она любит?

Папа немного помолчал и вздохнул.

– Ой, Миша. Я очень переживаю за тебя. Ты мой первенец. Я, конечно, всех вас, своих детей, люблю. Но они все еще маленькие, а ты… Пойми, если ты сейчас оступишься… Ведь блуд – это смертный грех.

При этих словах Миша вздрогнул.

– И ты можешь и сам пасть, и ее, девушку, которую ты любишь, ввести в это. Как она будет дальше с этим жить, подумай?

Миша подумал:

«Ну, так если мы все равно потом поженимся…»

Как будто прочитав его мысли, папа продолжил:

– А если вы все-таки расстанетесь? У нее будет другая семья, у тебя… Как она мужу своему будет в глаза смотреть? Как ты будешь смотреть в глаза своей невесте? Как ты ей скажешь, что не сумел сохранить до брака свое целомудрие? И потом… не забывай, что ты сын священника. По тебе судят о всех нас, о Церкви, о Боге. Вспомни, «ради вас имя Божие хулится у язычников…»

Миша тяжело вздохнул. Папа понял, что пора заканчивать. Но было еще одно, очень важное, что он хотел сказать сыну.

– Я знаю, Миша, что ты хочешь служить Богу, быть священником. Но, если ты впадешь в блуд, для тебя эта дорога будет закрыта навсегда. Этот грех есть каноническое препятствие к рукоположению.

– Не волнуйся, папа, – воскликнул Миша, – я выбрал этот путь и уже никуда с него не сверну.

Папа только покачал головой.

– Ну, иди…

Отец Александр осенил Мишу широким крестом и поцеловал в макушку.

Уже засыпая, Миша давал себе честное слово:

– Вот завтра… завтра обязательно поговорю с ней.

*   *   *

А завтра был обычный день – с его суетой, уроками, делами… Миша, как обычно, провожал Настю после школы. Они весело болтали о чем-то приятном. И завести этот важный, серьезный разговор было как-то не с руки.

На следующий день тоже. И еще на следующий…

«Завтра… Ну вот завтра…»

Как-то раз учитель физкультуры, а физкультура проводилась уже на улице, послал Мишу в подсобку за футбольным мячом. Войдя в пустой спортзал, он заметил в углу целующуюся парочку. Он стыдливо опустил глаза и постарался как можно быстрее пройти в подсобку. Но то, что ему нужно было увидеть, он увидел. Олег Белкович, который прогуливал физкультуру, буквально поедал и руками, и губами Алену, не по годам развитую девушку из параллельного класса.

«Вот, скотина! – не мог не подумать про себя Миша. – И он еще пристает к моей Насте!»

С тех пор он не переставал осуждать своего соперника. Постоянно в голове крутилось:

«Вот человек… грешит и глазом не моргнет. Бога не боится! Какой разврат! И как девушки ему это все позволяют? Хорошо, что у меня с Настей не так. Да, надо, конечно, с ней поговорить. Папа прав. Но каков Белкович! Блудник! Животное!»

А Белкович и старался всем своим поведением выставить себя эдаким донжуаном, перед которым не может устоять ни одна девушка. В компании ребят с удовольствием хвастался своими любовными достижениями и опытом. Рассказывал такое, что у Миши уши в трубочку сворачивались, если ему вдруг приходилось что-то мельком услышать.

«Ну как? Как это можно не осуждать?» – Миша мысленно противоречил своему папе, который в одной из недавних проповедей в храме говорил о грехе осуждения.

– Осуждение есть величайший грех! – взывал отец Александр с амвона церкви после чтения Евангелия. – Любой другой грех есть нарушение заповеди Божией, и отчуждает человека от Бога. Но, дерзая осуждать другого, своего ближнего, человек восхищает себе Божественное достоинство! Ставит себя на место Бога, Которому одному принадлежит право судить! Это ли не дьявольская гордость?! Это ли не безумие?! Это ли не падение человека?! Святые отцы говорят – осуждай грех, но не суди человека. Если можешь его обличить с любовью – обличи. Если можешь наставить – наставь. Если видишь, что он упорствует в грехе – молись за него и жалей. Ведь кто достоин искреннего сожаления, как не тот человек, который находится во власти лукавого? Если видишь ближнего своего согрешающим – наставляй его, молись за него, делай все, что в твоих силах. Но убойся его осуждать! Убойся! Ибо тому, кто осуждает, попускается впасть в тот же самый грех, за который он осудил ближнего. Помните, что все мы много согрешаем и виноваты перед Богом! Будем же, братья и сестры, каяться в своих грехах! Судить себя и не судить брата своего! Аминь!

«Да, папе хорошо говорить, – думал Миша. – А вот посмотрел бы он…»

А потом произошло то, чего Миша не мог себе представить даже в страшном сне. Он увидел, как этот развратник Белкович целует его драгоценную Настю. Целует по-взрослому, в губы, обняв ее хрупкие плечи своими загребущими лапами.

Как-то в школе, на большой перемене, съев в столовой свою порцию, он понес в мойку тарелку со стаканом. Грязную посуду обычно складывали на столе у входа на кухню, откуда ее забирали дежурные по столовой и ставили в большую посудомоечную машину. Неизвестно, что его заставило пройти чуть дальше на кухню и увидеть в углу Олега с Настей, которые были в тот день этими самыми дежурными.

Он замер на месте и стоял, держа в руках тарелку со стаканом, не веря своим глазам. Ну ладно, Белкович, с ним все понятно. Но Настя! Настя! Он видел, как ее губы тянулись навстречу его губам. Видел, как ее руки были сомкнуты у него на спине.

Они целовались долго, кажется, целую вечность. И оторвались друг от друга только тогда, когда у Миши из рук выпала тарелка и разбилась о пол вдребезги.

– Ой! – вскрикнула Настя и шарахнулась от Белковича. – Ой! Миша!

У Миши потемнело в глазах. Он резко развернулся и выбежал из столовой, продолжая сжимать в руке стакан.

– Миша! Миша! Стой!

Она побежала за ним.

– Миша! Подожди! Миш!

Догнала она его уже на улице. Миша стоял, прислонившись к дереву, и еле сдерживал слезы.

– Миша! Постой, я тебе сейчас все объясню! Это не то, что ты подумал. Это было… это было… просто… Он меня просто… просто схватил и начал целовать. Я не виновата, Миш. Это так быстро все получилось, Миш. Ты не подумай ничего. Ведь я тебя люблю, тебя одного. Ты что, мне не веришь?

– Я все видел, – процедил сквозь зубы Миша и вручил ей грязный стакан. – На, отнеси в мойку. Ты же дежурная.

– Миша! Миша, подожди! – кричала она, видя, как он уходит.

Но он все-таки ушел.

Продолжение следует…

Первые две книги серии «Пикасо» можно заказать по адресу [email protected]