«Пикасо́»: первая любовь

Время действия: 1991 год

Место действия: Киев

Действующие лица: Миша Каминский, Георгий, Настя Ищенко

В том же начале мая в стольном граде Киеве зацвели каштаны. Весна вступила в свою полную силу, молодой листвой на деревьях, распустившимися тюльпанами, каштанами, сиренью… Особым воздухом, опьяняющим запахом молодости, любви, ожидания чего-то светлого и радостного.

По Владимирской горке гуляли, держась за руки, красивые юноша и девушка. Миша Каминский и Настя Ищенко. Теплый ветер развевал ее волосы, и иногда они попадали ему на лицо. Он закрывал глаза и замирал от счастья. Как все удивительно…

Они проучились уже почти девять лет в одном классе и как будто не замечали друг друга. Когда-то он, бывало, дергал ее за косички, а она в ответ била его учебником по голове. В пятом классе он как-то раз помог ей дотащить макулатуру до школы, а в шестом дал списать контрольную по математике. В девятом классе они одно время дежурили вместе в школе, он поднимал и ставил на парты стулья, а она подметала пол. Ее иногда называли в школе «Мальвиной», после того как она сыграла ее на каком-то утреннике. Обычная себе одноклассница.

А когда они были в десятом, и на дворе была уже весенняя распутица, она как-то промочила ноги, идя в школу. К шестому уроку у нее поднялась температура, и учительница отправила ее домой. Глядя на болезненный блеск Настиных глаз и нетвердую походку, она сказала подвернувшемуся под руку Мише:

– Каминский, будь кавалером. Отведи бедную Настю домой.

Дома у бедной Насти никого не было. Родители на работе, старший брат в институте. Миша поставил ее сумку в прихожей и нерешительно переминался с ноги на ногу. Кавалером он побыл, домой Настю отвел… Но оставлять ее, такую несчастную, одну…

– Мальвина, может, я посижу тут с тобой?

Настя тоже не хотела болеть в одиночестве.

– Посиди… Ты тут пока раздевайся, я сейчас.

Она пошла к себе в комнату, переоделась в домашний халат и залезла под одеяло. Ее знобило.

Миша разулся, повесил куртку на вешалку и постучал в ее комнату.

– Да. Заходи.

– Может, ты кушать хочешь?

Она отрицательно помотала головой. Миша сел на краешек кровати и подтянул одеяло, чтобы получше ее укутать. Потрогал рукой лоб.

– Ты вся горишь, Настя. Давай температуру померяем. Где у тебя градусник?

Ей было тяжело говорить, и она кивнула на шкаф.

Градусник показал тридцать девять и один.

– Надо температуру сбивать. У тебя аспирин есть?

– В холодильнике, – сказала она, стуча зубами.

Миша принес аспирин и стакан воды. Стал вспоминать, что его мама делает в подобных случаях.

– Тебе надо сейчас хорошо закутаться и пропотеть. Давай, я тебя еще одним одеялом укрою. Где оно у тебя?

– Там, – она кивнула на шкаф.

Он достал ватное одеяло и укутал им дрожащую Настю. Она поблагодарила его одним взглядом.

«Какая она красивая… Настя…» – подумал он и вдруг вспомнил:

– Да. И надо носки шерстяные надеть. У тебя есть?

– Там, – она опять кивнула на шкаф, – на нижней полке.

Миша нашел носки, подошел к кровати и в смущении остановился.

«Как-то это уже все очень…» – сердце быстро забилось. – «Не совсем целомудренно…»

И тут он почувствовал, что ужасно хочет надеть ей эти носки. Он медленно отвернул краешек одеяла и стал их надевать. Когда его пальцы прикасались к ее лодыжкам, по телу пробегала сладкая дрожь. Он старался этому противостоять, но не мог. Все его усилия: не думать, не смотреть, не прикасаться, были, как бумажный кораблик перед девятым валом захватывавших его чувств.

– Спасибо, Мишка, – поблагодарила она и шмыгнула носом.

Надев носки и кое-как успокоившись, он спросил:

– А у тебя липа дома есть?

Она помотала головой.

– Липа – это самое хорошее средство. Мне мама всегда дает, когда я заболеваю. Я сбегаю домой, принесу.

Он увидел на ее лице сожаление и успокоил.

– Я быстро.

Чтобы Настя не вставала с постели, ему пришлось взять ее ключи. Он сбегал домой, благо жил недалеко, и принес сушеный липовый цвет. Открыл чужим ключом чужую квартиру. Как все необычно.

Он сидел у Насти, пока не пришли ее родители. Поил липовым чаем и читал «Анну Каренину» Толстого. Они как раз проходили по литературе.

«Как же мне хорошо… Что это?»

К вечеру ей стало легче. Она наполовину высунулась из-под своих одеял и улыбалась, глядя на него: «Такой хороший… и как я раньше не замечала».

– Мишка. Приходи меня завтра проведать, – попросила она, когда он уже уходил.

– Ну, да. Конечно, – обрадовался уже по уши влюбленный Миша.

*   *   *

Миша с Настей свои отношения не то чтобы скрывали, но сильно не афишировали. Несколько раз в неделю они встречались после школы, гуляли в парке или кушали в кафе мороженое. Иногда он приходил к ней в гости делать вместе уроки. Однажды во время таких занятий, они первый раз поцеловались.

Летом они часто ходили отдыхать на озеро в Пуще-Водице. Как-то раз Миша завел ее в свой храм. Показывал иконы, рассказывал: о церкви, о службах. Ей было интересно, но после этого одного случая желания снова прийти в храм она больше не проявляла, а Миша не настаивал. То, что он сын священника и церковный пономарь, было для нее несколько необычным. Но как к этому относиться, она пока не знала. Была она обычной девушкой, из обычной советской семьи, отнюдь не обремененная какими-то там религиозными догмами.

Поначалу Миша просто не мог прийти в себя от захватившей его, как лавина, любви. Он готов был смотреть на Настю часами, не отрываясь. Готов был слушать ее голос, ощущать ее присутствие рядом с собой. Бывало, он звонил ей из телефонной будки на улице, и они могли разговаривать часами, совершенно не замечая времени. Так удивительно это все…

Однако, когда дело дошло до обниманий и поцелуев, он почувствовал укоры совести. Конечно, никаких намеков на пошлость в этом пока еще не было, но все равно как-то не стыковалось с тем, что он читал в духовных книжках. А как же быть? Ведь она ждала от него этого. И им было так хорошо.

Однажды, в один из походов на пляж, к ним стали приставать какие-то подростки. Они поначалу заигрывали с Настей. Насте это было неприятно. Миша за нее заступился и получил по шее. Драться он не умел совсем. Да никогда, собственно, и не дрался. В результате получил расквашенный нос, синяк под глазом и заботливые ухаживания Насти, когда хулиганы от них все-таки отстали.

Дома Мишин внешний вид вызвал соответствующие вопросы. Пришлось все выложить отцу как оно есть, с самого начала. Миша никогда ему не врал, просто раньше не говорил, что встречается с Настей. Поэтому папа пребывал в счастливом неведении относительно личной жизни старшего сына. А тут он понял, что пришла пора волноваться и переживать.

Миша думал, что отец воспримет новость о том, что у него есть девушка и что он уже успел из-за нее подраться, в штыки. Но папа неожиданно сказал:

– За женщину всегда нужно заступаться. Чего бы это тебе не стоило. Особенно если ты ее любишь. А ты ее любишь? – он вопросительно посмотрел на Мишу.

Миша энергично закивал головой.

Отец Александр понял, что необходимо серьезно поговорить с сыном насчет того, как следует вести себя с девушками. Миша был его первенцем и поэтому никогда подобных вопросов у них в семье еще не возникало. Тут следовало все хорошо обдумать, найти подход к загадочной и противоречивой душе подростка. Чтобы, часом, дров не наломать. Они ведь сейчас все такие ранимые, эти подростки.

Но зато лучший друг Георгий, когда Миша очень деликатно сообщил ему, что у него есть девушка, никаких подходов к «ранимой» Мишиной душе искать не стал, а рубанул сразу:

– Грех, Миша! Опомнись!

На недоуменные вопросы: «А где же тут грех?», отвечал, что на женщин даже смотреть – грех, и прочее в этом роде.

Продолжение следует…