IV Вселенский Собор: папа Лев, монофизиты, халкидониты и иже с ними

Богословские предпосылки Собора

«Ибо написано: "погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну". Где мудрец? где книжник? где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие?» (1 Кор 1:19,20).

Несмотря на слова апостола Павла об отвержении человеческой мудрости, эти мудрецы мира сего никуда не делись и все равно пытались умом понять и объяснить Таинство Боговоплощения. Облечение непостигаемых умом божественных истин в узкие формы словесных выражений, это, с одной стороны, превышение возможностей человеческого разума, а с другой стороны, насущная необходимость отделения правды от лжи, спасительной веры от пагубных ересей.

Пытаясь понять и выразить словесно Таинство Боговоплощения, объяснить рационально, как Бесконечный Бог, Творец всего сущего, стал Человеком, подобным нам во всем кроме греха, восточное богословие выработало три еретических подхода и один православный, который и был принят на Халкидонском Соборе, но который и до сего дня не воспринимается миллионами христиан во всем мире.

Первая ересь, получившая название аполлинарианства, утверждала, что единство ипостаси во Христе достигается путем соединения двух неполных природ, что Христос воспринял человеческую природу не во всей ее полноте, а лишь частично.

Вторая ересь, несторианство, утверждала, что во Христе две природы настолько полные и настолько различные, что это различие простирается до различия двух ипостасей, что во Христе Бог и человек, каждый со своим самосознанием, существуют как бы параллельно, соединяясь мнимо, видимо, а не по сути.

И наконец, третья ересь, названная впоследствии монофизитством, утверждала, что во Христе одна ипостась, две природы, но что человеческая природа как неизмеримо слабейшая поглощена природой Божественной, что человечество во Христе преобразилось и обожилось до своего полного растворения и исчезновения, что от нее осталась лишь видимая иллюзорная оболочка.

Аполлинарианство было отвергнуто на Втором Вселенском Соборе, несторианство – на Третьем. Настал черед и монофизитской ереси, однако борьба с ней оказалась настолько трудной, что по большому счету она не окончена до сих пор. Причина этого не в политическом противоборстве партий, принимавших ту или иную сторону для религиозного обоснования своей борьбы и даже не в освободительном движении имперских провинций, поднявших на свои знамена монофизитство как религию, отличную от имперского Православия.

Глубинная причина стойкости монофизитства заключается в том, что в стремлении к Богу путем аскетического делания очень легко можно дойти до отрицания ценности человечности как таковой, до признания любых человеческих проявлений греховными.

Забегая вперед, скажем, что оплотом монофизитства стало египетское монашество, которое недоумевало: как может Христос иметь полноценную и никуда не исчезнувшую человеческую природу, ту природу, которую монахи умерщвляют в своем аскетическом устремлении к Богу?

Дойдя до крайности аскетизма, очень легко слова апостола Павла «…умертвите земные члены ваши…» (Кол. 3:5) понимать в отрыве от их дальнейшего пояснения: «…блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослужение…» (Кол. 3:5).

В конце концов, монофизитство произрастает от дуалистической картины мира, которая прочно въелась в сознание и подсознание огромной части человечества, и согласно которой все материальное и человеческое признается враждующим на духовное и Божественное. Можно вспомнить и Платона с его утверждением, что тело есть темница души, из которой душа должна освободиться.

События, предшествовавшие Собору

Религиозный мир после III Вселенского Собора 431 г. был установлен Согласительным исповеданием 433 г., которое приняли как Александрийская партия во главе с Кириллом Александрийским, так и Антиохийская партия во главе с Иоанном Антиохийским. Однако мир этот был очень непрочным. Александрийцы в массе своей остались приверженцами Кириллова богословия, которое в своем развитии стало основой монофизитства.

Сам Кирилл сдерживал радикализм своей паствы ради мира церковного, но в 444 г. он скончался. Тремя годами ранее умер и Иоанн Антиохийский. После Кирилла Александрийскую кафедру занял Диоскор, унаследовав от своих предшественников, Феофила и Кирилла, которые правили в Александрии в общей сложности 60 лет, непримиримую борьбу с Константинопольской кафедрой.

Правило II Вселенского Собора, предоставившее Константинопольскому архиепископу второе место в диптихе после римского папы, долгое время не признавалось как в Риме, так и в Александрии, в последней намного больше, так как до этого второе место занимала именно эта кафедра.

Александрийские епископы, также как и римские, усвоившие себе титул папы, считали своим долгом отстаивать престиж кафедры всеми доступными средствами. На это противостояние они тратили огромные средства, вгоняя Александрийскую Церковь в большие долги.

В это время архиепископом Константинопольским был Флавиан, человек умеренных взглядов, тяготевший больше к антиохийскому богословию, чем к александрийскому. Это обстоятельство делало его еще более неприятным в глазах Диоскора.

Византийские политические расклады на тот момент были такие: император Феодосий II состоял в ссоре со своей женой Евдокией, которая по этой причине жила в Иерусалиме, сестра императора, Пульхерия, православная и благочестивая, ранее активно принимавшая участие в церковных делах, также была в немилости. Наибольшее влияние на императора имел главный камергер Хрисафий, а на Хрисафия имел большое влияние его крестный отец монах Евтихий, считавшийся главным авторитетом среди константинопольского монашества.

И все бы ничего, но Евтихий был настолько продвинутым монофизитом, что не только ставил «12 анафематизмов» Кирилла Александрийского превыше всех Вселенских соборов, но и категорически отрицал единосущие Христа нашему человечеству. Естественно он стал главной надеждой и опорой для Диоскора в борьбе с Константинопольской кафедрой. Плюс, Диоскор опирался на монофизитствующие «низы» Александрийской кафедры, радикализм которых он уже не мог сдерживать как его предшественник Кирилл.

Стали появляться богословские трактаты, обличающие Евтихия и его учение. Так, святитель Феодорит Киррский опубликовал труд под названием «Еранист», в котором, однако, не назвал главных ересиархов по имени, но очень обстоятельно обличил саму ересь. В ответ Евтихий через могущественного Хрисафия пролоббировал издание Феодосием императорского рескрипта о вере.

Этот документ представляет собой вопиющее вмешательство светской власти в дела веры. Посудите сами: император без всякого участия церковной иерархии, просто своим единоличным распоряжением осудил все вероучения, кроме ороса I Вселенского Собора в Никее, ороса III Вселенского Собора в Ефесе и… «12 анафематизмов» Кирилла Александрийского. Все остальные учения, в т.ч. Согласительное исповедание 433 г., были запрещены, а против их сторонников начались репрессии.

В частности, император без всякого участия иерархии низложил епископа Иринея Тирского, приказав тому надеть «мирское платье».

Также Евтихий стал рассылать письма, в том числе и римскому папе, с абсурдным тезисом, что, мол, караул, на Востоке возрождается несторианство.

Флавиан Константинопольский вынужден был в 448 г. собрать собор из епископов, по тем или иным причинам находившимися в столице, и рассмотреть обвинения на Евтихия. Интересный факт: Евтихий отказался явиться на собор, сославшись на обет «пребывать в затворе, яко во гробе». Однако вскоре, собрав эскорт из толпы монахов, вооруженного отряда полиции и некоего высокого сановника Флорентия, Евтихий позабыл про свой обет и явился на собор.

Его еретичество было настолько явным, что даже Флорентий убеждал его от него отказаться. Евтихий упорствовал, за что и был обвинен в аполлинаризме (что несколько странно) и извергнут из сана.

Ответом на это стал указ императора Феодосия II от 30 марта 449 г. о созыве вселенского собора в Ефесе 1 августа 449 г. Была в указе обозначена и цель собора – с корнем вырвать несторианство. Этой абсурдной целью прикрывалась иная – оправдать Евтихия и утвердить богословие Кирилла Александрийского, которое уже развилось его последователями в монофизитство.

На собор был приглашен и римский папа Лев Великий, который, впрочем, не мог приехать на собор, даже если бы и хотел, так как Риму угрожали гунны под предводительством Аттилы. Папа Лев отправил на собор своих легатов, вручив им письма к императору, собору и Константинопольскому архиепископу Флавиану.

Последнее письмо – это знаменитый Томос Льва, который стал основой решений Халкидонского собора и для многих – мерилом православной веры.

В этом Томосе папа очень точно, православно и достаточно просто для понимания изложил свой взгляд на вопрос о единении природ во Христе. Вот одно из положений Томоса: «Итак, в силу этого единства Лица, познаваемого в той и другой природе, и говорится, с одной стороны, что Сын Человеческий сошел с неба, тогда как (собственно) Сын Божий воспринял плоть от Девы, от которой Он родился, и, с другой стороны, можно сказать, что Сын Божий распят и погребен, хотя и распятие и погребение претерпел Он не в Божестве самом, по которому Единородный совечен Отцу и Единосущен, но в немощи нашей природы».

Томос Льва был созвучен Согласительному исповеданию 433 г. и противоречил александрийскому богословию.

Собор в Ефесе собрался к августу 449 г., но его состав был тщательно подобранным. Большинство участников были на стороне Евтихия и Диоскора, а православные архиереи и даже Флавиан Константинопольский были в статусе почти подсудимых и не имели права голоса. Председателем собора был Диоскор Александрийский.

Из трех папских легатов один умер в дороге, другой, Юлий, епископ Путеольский, был стар и к тому же не знал греческого языка, а третий, Илар, хоть и был молод, деятелен и хорошо образован, но он был диаконом, и Диоскор распорядился посадить его с диаконами, разлучив таким образом с Юлием Путеольским. Сам же Диоскор прибыл на собор с большой свитой из 20 епископов и толпой радикально настроенных монахов. Эта толпа, например, когда обсуждался вопрос о двух природах, устроила безобразную толкотню с криками: «Рассечь надвое, разделяющих Христа на двое!», «Утопить в море всех несогласных!», «На костер Евсевия (православного), сжечь его живьем!» и так далее.

Угрозы эти были отнюдь не безобидными. Чернь устроила настоящее побоище, некоторые православные епископы залезли под лавки, чтобы укрыться от нападавших.

Не удивительно, что этот собор, формально бывший вселенским, был впоследствии признан «Разбойничьим», а все его решения отменены.

В такой обстановке собор 449 г. утвердил «12 анафематизмов» Кирилла и низложил всех несогласных. Под этим решением малодушно подписались практически все участники собора, за исключением папских легатов, которые пробовали протестовать, но безуспешно. Император Феодосий утвердил решения собора, а с епископов были взяты расписки, что они более не будут поднимать никаких новых догматических вопросов.

Флавиан Константинопольский и некоторые другие православные епископы написали апелляцию к папе Льву. Папа был возмущен, он отверг все постановления Разбойничьего собора, обвинил Диоскора в самоуправстве и потребовал от императора созыва нового собора в Италии. Феодосий II ответил, что папа напрасно волнуется, что мир церковный восстановлен, а возмутители спокойствия, такие как Флавиан и другие, низложены и отправлены в ссылку. Флавиан, кстати, вскоре умер, причем некоторые поговаривали, что в том числе и от побоев, полученных на Разбойничьем соборе. На Константинопольскую кафедру Диоскор лично рукоположил своего апокрисария Анатолия.

Партия Диоскора и Евтихия торжествовала, по продлилось это очень недолго. Император Феодосий II внезапно скончался, упав с лошади. Он не оставил наследников, и поэтому всю власть в свои руки взяла Пульхерия, которая начала с того, что казнила Хрисанфия. Она понимала, что не сможет самостоятельно править империей и предложила сенатору Маркиану разделить с нею власть, вступив в брак. Причем брак изначально был формальным, так как Пульхерия выдвинула условие, что она сохранит девство.

Примечательный факт: Пульхерия провозгласила Маркиана императором, но для того, чтобы придать этому акту легитимности, она попросила Константинопольского архиепископа Анатолия совершить над Маркианом обряд коронации, помазания на царство.

Это был первый случай, когда Церковь поучаствовала в акте сакрализации императорской власти, тогда как раньше этим занимались языческие жрецы. Далее уже все византийские императоры помазывались на царство патриархами.

Со сменой власти церковная ситуация также кардинально поменялась, останки Флавиана были торжественно перенесены в Константинополь и погребены в храме Двенадцати апостолов, низложенные епископы возвратились на свои кафедры, Евтихий удален из столицы фактически под арест, а архиереи, участвовавшие в Разбойничьем соборе, стали писать покаянные письма папе Льву и объяснять свои подписи под решениями собора насилием.

Ставленник Диоскора на Константинопольской кафедре, Анатолий, ничтоже сумняшеся перешел на сторону новой власти и дистанцировался от Диоскора. Он подписал знаменитый Томос Льва, и то же стали делать и другие архиереи.

Несторий, который находился в то время в ссылке, написал письмо жителям Константинополя, в котором выразил свою солидарность с Флавианом и папой Львом, анафематствовал Евтихия и раскритиковал некоторых своих последователей.

В Константинополе стали хлопотать о приглашении Нестория на новый собор, который назревал взамен Разбойничьего, но Несторий к тому времени скончался.

Проведение Халкидонского Собора 451 г.

Собор был назначен императором Маркианом на 1 сентября 451 г. в Никее. Папа Лев пробовал протестовать, полагая что для решения всех спорных вопросов достаточно будет, если все восточные епископы подпишутся под его Томосом, но вынужден был отступить. Он прислал своих легатов и для одного из них, епископа Лилибейского Пасхазина, потребовал место председателя на соборе.

К назначенному сроку в Никею съехались (за казенный счет) более 500 епископов, однако Маркиан, занятый в это время противостоянием с гуннами, приказал перенести Собор поближе к столице. Новым местом собора стал Халкидон, находившийся напротив Константинополя на другой стороне Босфора (ныне это район Стамбула на азиатской стороне города).

Светская власть, наученная горьким опытом безобразного Разбойничьего собора 449 г. и почти также проведенного III Вселенского собора 431 г., как огня боялась анархии и беспорядков.

Чтобы исключить нечто подобное, параллельно церковному председателю, легату Пасхазину, был назначен президиум, состоявший из 18 императорских чиновников и сенаторов. Они-то и руководили проведением Собора в строгом соответствии с юридической процедурой.

На первом заседании Собора 8 октября 451 г. было решено признать постановления Разбойничьего собора 449 г. принятыми под угрозой насилия и приговорить ответственных за это насилие к извержению из сана. В первую очередь это касалось Диоскора, а также всего президиума Разбойничьего собора. На следующем заседании, 10 октября, они уже не присутствовали, а отцы Собора перешли к дискуссиям по вероучительным вопросам. При этом папские легаты опять пробовали протестовать, полагая, что такие дискуссии ни к чему, а достаточно просто проголосовать за Томос Льва. Светские председатели возражали, что для этого не надо было собирать собор.

Начали зачитывать Никейский символ веры, а затем Цареградский, сформировавшийся уже к тому времени. Это было первое официальное явление Никео-Цареградского символа, который до сих пор торжественно поется за Литургией.

Прочитали также письма Кирилла Александрийского к Несторию и к Иоанну Антиохийскому и Томос папы Льва. «12 анафематизмов» дипломатично опустили, хотя на Соборе раздавались требования прочитать и его. После этого объявили перерыв на 5 дней, во время которого состоялось отдельное заседание под председательством Пасхазина, без светских чиновников для формального церковного суда над Диоскором.

На этом заседании было единогласно сформулировано решение, которое дало основание римским папам впоследствии заявлять о том, что якобы на Востоке всегда признавали главенство понтифика.

Решение это звучит так:

«Посему святейший и блаженнейший архиепископ великого и древнего Рима Лев, через нас и через сей святый собор, в единении с блаженным апостолом Петром, который есть краеугольный камень кафолической Церкви и основание православной веры, лишает Диоскора его епископства и всего священного достоинства».

Если бы восточные епископы понимали, что данная формулировка будет через столетия приводиться Римом как пример подчинения ему всей Церкви, они бы не подписались с такой легкостью под ней. Но они вкладывали в эти слова совсем иной смысл, чем латиняне, а именно, что римский епископ имеет безусловное первенство чести, что он в тот данный момент истории действительно выступил оплотом православия на фоне богословских исканий и заблуждений Востока, но не более того.

Следующие несколько заседаний показали, что Собор столкнулся с нерешаемой проблемой: большинство участников все же являлись сторонниками александрийского богословия и никак не хотели отказаться от монофизитской по существу формулировки: «одна природа Бога-Слова воплощенная» и от «12 анафематизмов».

А папские легаты настаивали на принятии Томоса Льва, угрожая в противном случае покинуть собор и требовать его созыва уже в Италии.

Но «12 анафематизмов» богословски никак не совмещались с Томосом Льва. Никакие ухищрения председателей-чиновников каким-либо образом формализовать вопрос и провести голосование успехом не увенчались. В этой обстановке была предпринята отчаянная попытка все же выработать общую формулу. Для этого была избрана комиссия, в которую вошли, как ни странно, сторонники самых крайних мнений: все три папских легата и твердые «кирилловцы»: Фалласий Кесарие-Каппадокийский, Евсевий Анкирский и Аттик Никопольский. Комиссия собралась в приделе святой великомученицы Евфимии Всехвальной, куда был запрещен доступ другим участникам собора.

Каким-то чудом они написали текст, против которого ни у кого не нашлось возражений. Текст это следующий:

«Итак, следуя за божественными отцами, мы все единогласно учим исповедовать Одного и Того же сына, Господа нашего Иисуса Христа, Совершенным по Божеству и Его же Самого Совершенным по человечеству; Подлинно Бога и Его же Самого подлинно человека: из разумной души и тела. Единосущным Отцу по Божеству и Его же Самого единосущным нам по человечеству. Подобным нам во всем, кроме греха. Прежде веков рожденным из Отца по Божеству, а в последние дни Его же Самого для нас и для нашего спасения (рожденного) по человечеству из Марии Девы Богородицы. Одного и Того же Христа, Сына, Господа Единородного, познаваемым в двух природах неслитно, непревращенно, неразделимо, неразлучимо. (При этом) разница природ не исчезает через соединение, а еще более сохраняется особенность каждой природы, сходящейся в одно Лицо и в одну Ипостась. (Учим исповедовать) не рассекаемым или различаемым на два лица, но Одним и Тем же Сыном и Единородным, Богом-Словом, Господом Иисусом Христом. Как изначала о Нем (изрекли) пророки и наставил нас Сам Господь Иисус Христос и как предал нам символ отцов наших».

Когда был прочитан этот текст перед всем Собором раздались возгласы: «Это вера отцов! Мы все так мудрствуем! Пусть митрополиты сейчас же подпишут ее, и конец!» Однако формальное голосование было отложено до следующего заседания, которое проводилось уже в торжественной обстановке в присутствии императорской четы.

На последовавших за этим заседаниях 26, 27 и 28 октября 451 г. решались вопросы административного, дисциплинарного и личного характера. Главным из них был вопрос наделения Константинопольской кафедры собственной канонической территорией, которая до того ограничивалась лишь столицей.

Решение вопроса было оформлено 28 Правилом Собора, согласно которому Константинопольскому архиепископу были подчинены «митрополиты округов Понтийского, Асийского и Фракийского, а также и епископы у иноплеменников вышеупомянутых округов». Это Правило было категорически отвергнуто папой Львом и не признавалось римской Церковью на протяжении почти полутора тысячелетий. Сегодня оно почему-то приводится представителями Константинопольского патриархата в оправдание притязаний на исключительное первенство Константинопольского патриарха в православном мире.

Монофизитство после Собора

Решения Халкидонского Собора были приняты епископатом, но не церковным народом, который в огромной массе своей руководствовался положениями александрийского богословия, согласно которому наличие двух природ неизбежно вело к двум ипостасям, а значит и к возрождению несторианства.

В 452 г. оба императора, восточный Маркиан и западный Валентиниан III, издали совместный эдикт, согласно которому все должны были соблюдать решения Халкидонского Собора и воздержаться от дальнейших споров. Этот эдикт вызвал серьезные беспорядки в Палестине, Египте и Антиохии, которые пришлось усмирять в основном военной силой.

Церковь фактически разделилась на монофизитов и халкидонитов. При этом халкидонская вера у многих негреческих народностей ассоциировалась с империей, властью которой они тяготились, и греческой культурой, которой они противопоставляли свою национальную культуру. Поэтому различные национально-освободительные или сепаратистские движения нередко поднимали на свои знамена монофизитство, как веру, отличную от имперского халкидонства.

Так вера в очередной раз становилась заложницей успехов или поражений политических партий или государственных образований в их борьбе друг с другом.

Имперская власть со временем поняла, что попытки насадить халкидонскую веру насильно не имеют успеха, и стала пытаться примирить стороны. Так в 482 г. император Зинон издал так называемый Энотикон, которым он утверждал авторитет первых трех Вселенских соборов, анафематствовал Нестория и Евтихия, принимал «12 анафематизмов» и провозглашал, что «Единородный Сын Божий и Бог, поистине вочеловечившийся Господь Наш Иисус Христос, Единосущный Отцу по божеству и единосущный нам по человечеству, снисшедший и воплотившийся от Марии Девы Богородицы, есть Един, а не два». Под этой формулой могли бы подписаться и монофизиты, и халкидониты, ибо она ничего не говорила об ипостасях, природах и образе их соединения. Но несмотря на это Энотикон послужил не воссоединению, а еще большему разделению.

Фактически этот документ отвергал Халкидонский Собор и Томос Льва. Это можно было вычитать из другой цитаты из Энотикона: «Всякого же иначе мудрствующего теперь или когда бы то ни было, в Халкидоне или на каком-либо ином соборе – анафематствуем». Это явилось одной из причин 35-летнего разделения Римской и Константинопольской Церквей, когда папа Феликс и патриарх Акакий вычеркнули друг друга из диптихов.

На сегодняшний день в той или иной степени монофизитство исповедуют: Коптская православная церковь, Армянская апостольская церковь, Эфиопская (Абиссинская) православная церковь, Эритрейская православная церковь, Сирийская яковитская церковь, Маланкарская православная сирийская церковь, имеющие десятки миллионов верующих.

Современные попытки в рамках богословских диалогов прийти с ними к какому-либо общему пониманию догматов пока успеха не имеют.

Выводы

Образ соединения Божественной и человеческой природы во Христе имеет не только богословское значение, но и влияет на жизнь каждого христианина и даже на целые цивилизации. Существует утверждение: «Каков твой Бог, таким будешь и ты». Если, как утверждают монофизиты, во Христе Божество поглотило человечество, если человечество растворилось в Божестве или умалилось настолько, что стало практически неощутимым, то и жизнь человека, его духовный подвиг будет направлен на то, чтобы подавить в себе человеческое ради стремления к Небу. Это путь к крайнему аскетизму и нездоровому мистицизму.

Если же, как утверждают православные, во Христе Божество и человечество соединены «неслитно, непревращенно, неразделимо, неразлучимо», то все человеческое, материальное, культурное получает свою ценность, оно не отвергается и не умаляется, а стремится к преображению и одухотворению.

Вследствие этого Церковь участвует в земной истории, порой в политических процессах, она стремится влиять на общество, как церковное, так и нецерковное, она творит культуру и откликается на происходящие события, она старается преобразить и одухотворить земную среду своего обитания, хотя далеко не всегда это получается. Но при этом Церковь осознает себя Телом Христовым, осознает себя «не от мира сего» и в этом осознании ведет своих верных чад в Небесное Царство.