Мати Божия Державная, Заступница рода христианскаго

Историки Церкви говорят, что Державная икона Божией Матери принадлежит к канону «Цареградских», написана, вероятно, в конце XVIII века.

Морозным мартовским вечером в слободе Перерва, что в Бронницком уезде, крестьянка Евдокия Адрианова заканчивала последнее из миллиона обыденных дел простой сельской женщины. Дети были накормлены и, сладко посапывая носиками, уже видели первый сон; муж, уставший за день, дремал, не дождавшись жены. Евдокия еще поставила опару на хлеб, прикрыла чистой полотнинкой миску с тестом и стала перед темными, еще бабкиными образами. В избе было тихо, от натопленной печи шел теплый дух, и огонек лампады спокойно теплился, отбрасывая блики на суровые лики святых.

Женщина поправила платок и устало перекрестилась. На душе, как и в стране, было неспокойно. Россию шатало от революции к беспорядкам, и так нелегкая жизнь простых крестьян заставила подтянуть пояса даже тех, кто раньше мог спокойно хозяйничать. Страна бурлила. Хлебные бунты, антивоенные митинги, демонстрации, стычки на промышленных предприятиях Петербурга нашли благодарную почву среди недовольства и брожения многотысячного столичного гарнизона, который, недолго думая, охотно присоединился к революционерам. Поговаривали даже, что Государь-император может отречься от престола.

– Господи, милостив буди нам грешным! – положила земной поклон Евдокия. Страшно было представить, что ждало громадную страну. Адриановы вовсю готовились к весне, проверяя семена, подсчитывая, где посадят картошку, где посеют рожь. Муж брался за голову, когда детвора за две минуты сметала со стола приготовленное матерью, и прикидывал, как растянуть к новому урожаю прошлогодние запасы.

Евдокия дочитала нехитрые молитвы, положила три поклона и тихо прилегла под боком у супруга. Вот уже третью ночь ей снился странный сон: белая церковь, много свечей и голос где-то из-под купола, который не просто просил – требовал найти чёрную икону: «Есть в селе Коломенском большая черная икона, ее нужно взять, сделать красной, пусть молятся». Женщина не могла уяснить, к чему дивное сновидение повторялось из ночи в ночь. Сегодня утром, едва дождавшись рассвета, побежала к отцу Владимиру, старенькому настоятелю их небольшой церквушки, такой же древней, как и служащий в ней священник. Батюшка, внимательно выслушав путанный рассказ взволнованной женщины, подняв глаза горе перекрестился и только сказал: «Дивны Твои дела, Господи!». Потом, немного подумав, посоветовал ехать в Коломенское, к местному священнику.

– Завтра и поеду, – решила Евдокия, и впервые за предыдущие дни, спокойно заснула.

Настоятеля храма в Коломенском, отца Николая Лихачева, женщина нашла быстро. Священник выслушал ситуацию и, к удивлению, изумленной гости, сразу поднялся с лавки:

– Пойдем, раба Божия Евдокия, в храм, посмотрим там.

Вместе они внимательно осмотрели все иконы, большие и маленькие, древние и недавно написанные. Евдокия благоговейно прикладывалась к каждой, просила помощи Божией в этом непонятном деле.
  
– Господи, помоги, дай понять, а то вернусь домой ни с чем, муж заругает, батюшка вон смеяться будет. Срам какой: поперлась баба непонятно куда и зачем. Сны ей, видишь ли, снятся, – суетились мысли.

Из раздумий Евдокию вывел голос отца Николая откуда-то из подвала:

– Иди сюда, раба Божия, здесь старые иконы еще мой предшественник складывал.
Евдокия поспешила к батюшке, помогла открыть тяжелую дверь, – в лицо пахнуло спертым, но на удивление сухим запахом подвала. Они уже несколько часов перебирали ветхие пыльные образа, когда отец Николай показал ей большую икону, у самой стены. Еще ничего не увидев, Евдокия схватилась за сердце – колотилось как сумасшедшее. Что-то подсказывало, что это – именно то, что она так искала. Икона оказалась на удивление легкой, но была покрыта таким толстым слоем вековой пыли, что было решено поднять ее наверх, в храм, и уже там рассматривать.

«Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша», – шептала Евдокия вслед за батюшкой слова молитвы. Немного стерев пыль, священник и женщина обомлели: перед ними сидела на троне Владычица Неба и земли, Матерь Божия, облаченная в красную порфиру. Ее царственную главу венчала корона. В руках Богоматерь держала знаки царской власти над миром – скипетр и державу. Младенец-Христос на Ее коленях простирал благословляющую руку.

Евдокия смотрела на икону и понимала – это она. Та, про которую и говорил таинственный голос в снах. Богородица смотрела на нее по-матерински добрым, но одновременно, суровым взглядом. Весь вид Ее будто излучал властность и царственность. По коже бежали мурашки, сердце учащенно билось, руки дрожали. Женщина чувствовала, что происходит что-то незаурядное.

Отец Николай вышел из алтаря с требником в руках:

– Отслужим молебен с акафистом Матери Божией, – решительно произнес священник и начал приготовления.

Евдокия стояла напротив их находки и не могла оторвать глаз от лика Богородицы. Икона излучала необыкновенное тепло, а краски, казалось, ежеминутно становились ярче и насыщенней. Алая порфира Царицы Небесной багровела в сумерках храма. В воздухе плыл восковый дух свечей, тихо мигали лампадки перед образами, каждый вздох окутывал лицо облачком пара – мороз на вечер брался не весенний.

Отец Николай служил воодушевленно и эмоционально. Возгласы священника были похожи на последнюю мольбу к Богородице и Ее Сыну.

– Пресвятая Богородице, спаси нас! – тихо подпевала Евдокия. А Та, к Которой и возносились моления, смотрела на них с иконы, и казалось, что Она принимает на себя всю боль, всю немощь, все горе, всю печаль не только их двоих, но и всей истерзанной страны.

Найденную икону оставили в храме. Запирая дверь, отец Николай молчал. Немногословной была и Евдокия Адрианова. Женщина еще не знала, что в этот день в Ставке Государь Николай Александрович, император Российской империи, подписал отречение от престола за себя и своего сына цесаревича Алексея в пользу брата, Великого князя Михаила Александровича. Последнего впоследствии расстреляли большевики, а Россия утонула в огне безбожия и смуты. Не знала женщина и того, какая страшная участь была уготована самому Государю и его семье и уж тем более не знала, что пройдет совсем немного времени по Божиим меркам – всего пол века – и по всей стране вознесется молитва к ним как к царственным страстотерпцам.

А слух об найденной иконе быстро распространился не только по Подмосковью. Православные стекались в Вознесенскую церковь и с Белокаменной, и с Петербурга, и из других мест, получая от Божией Матери благодатную помощь. В «Сергиевских листках» описано прибытие Державной иконы Божией Матери в Марфо-Мариинскую обитель в Москве, где образ с большими почестями встречала сама Великая княгиня Елисавета Феодоровна с сестрами. По воскресным и праздничным дням икона оставалась в Коломенском, а бывало, что всю неделю явленный удивительным способом образ путешествовал храмами.

Историки Церкви говорят, что Державная икона Божией Матери принадлежит к канону «Цареградских», написана, вероятно, в конце XVIII века. До 1812 года она пребывала в Вознесенском женском монастыре в Москве, а в Коломенском ее спрятали от Наполеона. Там икона и хранилась больше века, пока, Божией милостью, не дала о себе знать. Образу Богородицы была составлена служба и акафист, в этом принимал участие ныне прославленный Церковью Патриарх Тихон. Также икону отреставрировали в мастерских московского Алексеевского монастыря – сделали «красной». В советское время чудотворный образ хранился в запасниках Исторического музея, а в конце ХХ века, в 1990 году, был возвращен Православной Церкви. Сегодня оригинал Державной иконы Бо-жией Матери находится в Казанской церкви в Коломенском. Ей посвящаются храмы и приделы по всему православному миру и, пожалуй, нет верующего, который бы не знал этого дивного образа.

Но все это еще будет, а пока простая русская крестьянка Евдокия Адрианова, укутавшись в мужнин тулуп, ехала на санях домой, в слободу Перерва. Под звездным ночным небом мерно и спокойно слышались простые слова: «Матерь Божия, помилуй нас грешных!»