Как используют лютеранские храмы в Бремене
Церковь фактически функционирует как центр общественной жизни микрорайона
В прошлую субботу имел возможность наблюдать ещё один вид использования лютеранских храмов в Бремене. На этот раз под «блошиный рынок» детских вещей. Как вы, наверное, знаете, это в Западной Европе распространенная вещь. У нас в городе пару раз в год под это выделяют даже самое большое выставочное помещение, куда сходятся тысячи продавцов – «мамочек» и ещё больше количество покупателей. Но в этом случае всё было скромнее - в модернистский (по стандартам 1960-х годов) церкви в окраинном и сильно мигрантском районе Хухтинг было два десятка продавцов и за два часа объявленной торговли порядка ста-ста пятидесяти покупателей. Это мало, -комментировали продавцы, которые тут не впервые. В прошлый раз было куда больше. Главная идея мероприятия - то что представительницы среднего класса приехавшие на неплохих машинах - пытались сбыть за копейки накопившиеся ношеные детские вещи малоимущим и мигрантам. Но также явным перекупщикам и отдельным представителям среднего класса, которые знают, что в таком месте можно удачно выцепить дорогую и малопользованну вещь, которая в новом состоянии может стоить сотни евро (типа детского автокресла). А вещей может быть много. Мама и бабушка двух десятилетних примерно близняшек привезли с собой четыре огромных чемодана их одежды. Торговля шла как в зале для богослужений (некоторые продавцы сидели спиной к алтарю), так и в подсобных помещениях, суммарная площадь, которых превышала основной зал, рассчитанный на 150 человек. С торговцев брали небольшую плату в 12,5 евро, но предоставляли столики. Поговорил с дьяконом церкви - корпулентной веселой седой женщиной под шестьдесят, которая собственно и организовывала всю ярмарку с одной помощницей-«пономаршей». Спросил про посещаемость - хотя тенденция была очевидна из фотографий «конфирмантов» на стенах.
Конфирманты, это те подростки, кто получают формальный допуск в лютеранскую общину (члены церкви, крестят их в основном в младенчестве) после годового цикла «огласительных» бесед. Если в начале 1980-х, времени, которому принадлежали первые фото, в ходе весеннего цикла крещений число конфирмантов было под восемьдесят, то на последних фото (где то после 2002 г.) их стабильно до 15-20.
Дьяконша на вопрос о посещении махнула рукой - ну вот, ходит каждое воскресенье десять прихожан и с десяток конфирмантов, это еще много, у соседей вообще конфирммантов человек пять. И всё. «А вот когда я сюда пришла в 1992-м, да, был почти полный храм на службе». При этом несмотря на то что район сильно мигрантский официально в общине числится 2.250 человек. Но ходит, получается, да меньше процента. Спросил, а как же еще с одной общиной неподалеку, где точно знаю, ходит до 200 человек. «Так это ж евангелики! У них всё строго. Потому и ходят. А мы пытались быть либералами, думали, чем либеральнее – тем лучше. А народу ходит всё меньше. Тут у нас сверху распоряжение пришло. Всем церквям сократить активность на 25%, но не закрываться. А у нас уже куда сокращать – я на полставке, пономарь у нас есть, она же уборщица, ну вот и священник – который давно тут [в приходском комплексе] не живёт.»
Церковь тем временем фактически функционирует как центр общественной жизни микрорайона. Предлагает многочисленные кружки по интересам, сбор старья производит и прочая. Варум нихт, как говорят, окрестные русскоязычные люди, которых много. В соседнем квартале русский патриотический супермаркет, где раньше висело много Путина. Сейчас зашел, посмотрел, поснимали календарики да портреты.
