УПЦ показала себя единственной здоровой, адекватной силой в стране
Нынешняя стойкость, вопреки преследованиям, попыткам запугать, подкупить, окончательно определили ее место, как точки сбора всего лучшего, что есть на Украине.
Можно услышать: «Мы не ожидали, что Украинская Церковь поведет себя столь достойно!». Но ничего неожиданного, на самом деле, в этом нет. За плечами у нее, кроме непростой жизни в советскую эпоху, борьба с филаретовщиной, гонения со стороны греко-католиков, уход в расколы значительной части недостойных священнослужителей и индифферентных мирян.
Будущее УПЦ окончательно определилось в тот момент, когда владыка Онуфрий был избран Киевским митрополитом. Отцы, конечно же, понимали, что делают, на что идут. Сам я мечтал в 2009 году, что митрополит Онуфрий станет нашим Патриархом, потому что не знаю среди архиереев Русской Церкви более цельного, мужественного человека, столь явно чтущего святоотеческую традицию, живущего в ней. Помню анекдотический момент из того времени. Один из церковных активистов Москвы неожиданно заявил, что митрополит Онуфрий не может быть Патриархом, потому что он безразличен к интернету. Самое замечательное, других аргументов не нашлось. Прошло пять лет и стало ясно, что для владыки было уготовано совсем другое место.
Начиная с всеукраинских крестных ходов, Украинская Церковь показала себя единственной здоровой, адекватной силой в стране, которую не удалось загнать в подполье. Ее нынешняя стойкость, вопреки преследованиям, попыткам запугать, подкупить, окончательно определили ее место, как точки сбора всего лучшего, что есть на Украине.
Конечно, нашим братьям и сестрам там хотелось бы разминуться с этой чашей. Помню одного тернопольского батюшку, который в 2015-м рассказывал о том, как православные готовятся постоять за свои храмы. В его словах не было никакого пафоса, он не бросался лозунгами, скорее, делился картинками из жизни общин в своем благочинии. В какой-то момент священник спохватился, не записываю ли я его на диктофон.
- Нет, - улыбаюсь, - отче, не записываю - все понимаю.
Ему было очень страшно, но это был страх человека, который дрожащими руками готовит оружие к бою, не помышляя о том, чтобы сбежать. Когда я слышу: «украинец», то вижу не толпы подонков, которые из жадности, тщеславия, злобы или глупости предали свою родину. Передо мной прекрасные лица украинских христиан, которые я наблюдаю очень давно - с рубежа девяностых.
