Дьявольская насмешка православных над православием
Сегодня в мой город прилетело двенадцать ракет.
«Учитель! Какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею, и всем разумением твоим… вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя…».
Сегодня ночью в мой город прилетело двенадцать ракет. Несколько из них разорвались недалеко от моего дома. Некоторые люди вечером легли спать в этом мире, а проснулись уже в ином. О заповеди любви, читаемой в храмах в этот воскресный день, будет сказано очень много пафосных и высокопарных слов устами тех служителей Христа, которые не только оправдывают убийства ни в чем не повинных людей, но даже и благословляют на эти злодеяния.
От своего старца, который живет в Духе Святом, я услышал очень простые и понятные мне слова: «В этом мире нет ничего такого, за что нужно было бы умирать самому или убивать других людей». Христос, судя из того, что сказано в Евангелии, так же не был сторонником убийств. Наоборот, главное, чему Он учил – это любовь. Оно и понятно, потому что Сам Бог есть Любовь. Как же так случилось, что те, кто должен быть «образом верным, словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою» (1Тим. 4:12) учит убивать и проповедует насилие.
В качестве назидательного примера я расскажу о священнике, история жизни которого еще ждет своего исследователя. Биография этого батюшки, конечно, очень непростая, но что можно сказать наверняка, так это то, что он был всегда искренен в своих поисках смысла жизни и старался жить по заповедям Божиим. Речь идет об архимандрите Спиридоне Кислякове (1875-1930), похороненном на Соломенском кладбище г. Киева. Я возьму один эпизод из его жизни, который очень сильно напоминает наше время. Далее в кавычках будут идти цитаты из записок самого архимандрита Спиридона.
Уже с семи лет будущий архимандрит видел мир, как преддверье Царства Божьего. Еще будучи ребенком, он начал странствовать по святым местам, любил молиться ночами напролет. Когда подрос, стал серьезно заниматься самообразованием, а после многих поисков, борений и искушений пришел к пониманию того, что истина на свете только одна и это Слово Евангельской Правды. Поэтому он решил связать свой жизненный путь с православным монашеством. Приняв сначала постриг, а потом и священный сан, отец Спиридон приобрёл большой жизненный и пастырский опыт. Перед началом Первой мировой войны он служил клириком Андреевского Афонского подворья в Одессе. Попервах батюшка придерживался того мнения, что война есть однозначное зло, и никакой правды с точки зрения Евангельской истины в себе нести не может.
«Пока христиане будут вести войны, до тех пор они... не вправе называть себя христианами».
Одну из своих проповедей отец Спиридон закончил таким обличением: «Пока христиане будут вести войны, до тех пор они... не вправе называть себя христианами». Правящий архиепископ Херсонский и Одесский Назарий (Кириллов), которому сразу же донесли о словах его подопечного, усмотрел в настроении иеромонаха проявление толстовства и пообещал, что в случае нераскаяния, выдаст его начальнику Одесского военного округа. Отец Спиридон растерялся. Но не от страха за свое будущее, а от архипастырских доводов о священности начинающейся войны, а главное от народного патриотического порыва, подействовавшего на него «заразительно», как писал он в своих воспоминаниях.
Два месяца отец Спиридон провел в колебаниях. Наконец, по совету одного духовника, решил сам отправиться на войну и на месте узнать – от Бога она или от дьявола. Первое, что он увидел, так это то, что шли воевать мужики, которые понятия не имели зачем и против кого они воюют. Например, лозунг «Мир без аннексий и контрибуций» понимался ими, как протест против каких-то женщин, которых зовут Аннексия и Контрибуция.
Исполняя благословение духовника, отец Спиридон ревностно совершал обязанности военного священника, считая, что это «дело Божие». Правда, входя в палаты раненых, иеромонах иногда сомневался в правильности своей позиции, но все же в его душе побеждало т.н. «национальное чувство». Через время, как талантливый проповедник, отец Спиридон стал полковым священником и по два раза в день воодушевлял колонны солдат своими пламенными речами «о необходимости быть бичом в руках Божиих для гордых тевтонов!» Во время проповеди воины «всегда сильно плакали, по окончании же церковного богослужения, несмотря на свои слезы, выходили из церкви разъяренные, точно голодные львы, дыша злобою против немцев». Так длилось четыре месяца, во время которых иеромонах причастил Святыми Дарами «около двухсот тысяч солдат, шедших убивать других христиан». Церковное начальство было очень довольно активным батюшкой и возвело его в сан архимандрита.
Когда отец Спиридон, входя в храм, видел тысячи солдат, на коленях певших акафист Иисусу Сладчайшему, то начинал плакать.
Но, погружаясь в волны людского горя, отец архимандрит начал постепенно прозревать всю изуверскую подоплеку совершающейся трагедии. Сильно на него подействовали откровенные беседы солдат, офицеров, врачей. Война, в которую Россия необдуманно вступила, обнажила не только ее неготовность к боевым действиям такого масштаба, но и всю фальшь отношений между государственными чиновниками, обществом и рядовым человеком.
Когда отец Спиридон, входя в храм, видел тысячи солдат, на коленях певших акафист Иисусу Сладчайшему, то начинал плакать. Он не мог забыть, как после литургии один глубоко верующий солдат обратился к нему с неожиданным вопросом. Вот как это описывает архимандрит в своем дневнике: «Батюшка, – спросил солдат, – как же я теперь пойду после Причастия на позицию? Ведь я принял в себя Самого Христа, как же я теперь пойду убивать людей? Ведь в моем лице Сам Христос убивать людей будет. Как же мне теперь быть?» Отец Спиридон молчал, не зная, что ответить. Последние слова «как же мне теперь быть?» еще долго громом раскатывались над его головой. Несколько дней он не мог от них избавиться.
Вид немецкого самолета, бомбившего русские позиции, на крыльях которого чернел крест, поразил отца Спиридона. Бомбы, падающие из самолета с начерченным на нем священным символом христианства, еще долго снились ему по ночам. Христос, сеющий смерть и ужас! – может ли быть такое? Архимандрит вспоминал: «Это был такой момент в моей жизни, когда меня, как личности, уже не стало. Я как бы в этом самом ужасе умер. Потом в мгновение ока у меня возникли новые чувства, новые мысли, другое отношение к войне и вообще ко всей этой окружающей меня действительности со всеми ее ценностями». С той поры батюшка стал воспринимать так называемое «христианское государство», как злейшего врага Божия, а современную церковную действительность, как «сплошную открытую измену Христу». Он видел в этой войне, как и вообще во всех войнах, порочную игру в политику за счет жизней простых русских людей, которые вновь должны были перековывать свою соху и вилы на мечи.
Отец Спиридон решился изложить свои переживания в «исповеди», написанной Священному Синоду. О том, какие последствия имела эта «исповедь» для отца архимандрита, догадаться несложно.
Отношение к войне – это очередное сито, которое отделяет пшеницу от плевел, миротворцев от милитаристов, детей Божиих от сынов погибели.
Чем Первая мировая война закончилась для России сто лет назад, мы все хорошо знаем. Чем для нее закончится нынешняя война, покажет история. Какова будет судьба тех людей, служителей Христа, которые поставили землю выше неба, службу кесарю выше служения Христу, покажет суд Божий. Я знаю точно, что правда содержится не в учебниках истории и не в политических идеях, а в конкретных судьбах людей. Настоящая война очень сильно отличается от того, что рассказывают о ней СМИ. Я мог бы здесь написать о многих ужасах, которые пережили близкие мне люди на этой войне, но не вижу в этом смысла. Каждый делает свой выбор. Отношение к войне – это очередное сито, которое отделяет пшеницу от плевел, миротворцев от милитаристов, детей Божиих от сынов погибели. Придёт время, и Бог все расставит на свои места. Он же воздаст и за всю пролитую кровь, начиная от крови Авеля и заканчивая стариками и детьми, закопанными возле наших подъездов и в наших огородах. Как бы лицемерно не обманывал нас мир, как бы далеко не загоняли свою совесть те, кто поддерживает это безумие – тайное когда-то все равно станет явным.
А что касается перспективы и чем это все закончится, то можно уверено сказать, что «все будет» не Украина, не Россия, не Америка и не Европа. Все будет Пасха! Одна на всех праведников. И ад тоже будет один для всех грешников. А вот какое из этих двух гражданств получат люди в паспортном столе небесной канцелярии, они выбирают уже сейчас.
На дворе поздний вечер. Впереди очередная ночь. Кто-то еще читает перед иконами вечерние молитвы, а кто-то уже держит палец на пусковом крючке, готовясь его убить. Первый не догадывается о том, что не доживет до утра, второй не знает куда и в кого падает запущенная им ракета. Эти люди не знакомы лично и ничего плохого друг другу не сделали. Но кто-то там, на верху, во властных кабинетах, решил, что будет привольно, если первый убъет второго. За что? Этот вопрос убитый задаст на Страшном суде своему убийце. Я не знаю, что тот будет отвечать и как оправдываться. И сомневаюсь в том, что доводы госпропаганды ему на этом суде помогут. Потому что человек решает свою судьбу сам. У него всегда есть выбор, даже тогда, когда кажется, что его нет. Даже тогда, когда ему нужно согласиться лучше умереть самому, чем убивать других.
