Одиночество как единственный путь к одинокому Богу
Размышления о вере, одиночестве и преподобной Марии Египетской.
Война обнажает в нашей душе то, что было глубоко скрыто под завалами благополучия в мирное время. Страх, неопределенность будущего, потеря опоры привычной жизни, все это усиливает чувство сиротства в этом мире и обнажает наше экзистенциальное одиночество. Преподобная Мария Египетская после своего покаяния прошла путь одинокого воина. Ее сражения в пустыне с полчищами дьявольских сил известны только Богу и ангелам. Но разве современный мир с его жестокостями, лицемерием и жадностью не является для нас такой же пустыней?
Пожалуй, одно из самых распространенных духовных состояний человека в современном мире – одиночество. Это то, что всегда с нами. Любой не поверхностный человек обязательно когда-то встретится с тем, что называется «экзистенциальное одиночество». О нем редко говорят на проповеди, но часто испытывают в жизни. На работе, в коллективе среди других людей, те, кто ходят в храм и молятся Богу, часто встречаются с непониманием, а иногда и агрессией со стороны окружающих. Потому что он не такой, как все, ему не интересно то, чем живут остальные. Новости, сплетни, пустые бездумные развлечения – все это не вызывает в его душе ничего, кроме отторжения. Душа просит молитвенной тишины, покоя, тихого шепота красоты и чистоты созданного Богом мира. Это то, что идет вразрез с теми, кто, даже выезжая отдохнуть на природу или проводя воскресные дни на даче, не представляет своей жизни без громкой музыки, дикого хохота, пошлых шуток и глупых анекдотов.
А как монахи? Собранные единодушно в монастыре ради одной цели – они-то уж точно не будут чувствовать себя одинокими среди единоверцев? Но как бы не так. У преподобного Исаака Сирина мы находим много горьких слов, сказанных по этому поводу. Жизнь монастыря подчинена определенному ритму. Богослужение в нем сменяется послушанием, общественная молитва – общественной работой и т.д. Монах редко может остаться наедине с собой и Богом, в тишине и покое. Даже во времена расцвета сирийских духовных практиков, человека, который стремился выйти из беспокойства уставного монастырского ритма для того, чтобы уединиться для молитвенного покоя и тишины, обвиняли в том, что он лентяй, бездельник, лицемер, или еще хуже – какой-нибудь мессалианин.
Стремления преподобного Серафима Саровского к уединению вызывало немалый ропот и непонимание братии и настоятеля, за что ему немало доставалось.
То время в этом плане мало чем отличалось от нынешнего. Весьма редки были игумены, которые больше заботились о молитвенной жизни подчиненных ему монахов, чем об экономике и финансовом состоянии своего монастыря. То же самое было и в дореволюционной России. Стремления преподобного Серафима Саровского к уединению вызывало немалый ропот и непонимание братии и настоятеля, за что ему немало доставалось. А современный нам старец иеромонах Симон (Безкровный), описывая то время, когда он еще жил в Троице-Сергиевой лавре, рассказывал о своих «блужданиях» по чердакам и укромным безлюдным местам обители в надежде остаться там наедине с Богом. Но, как правило, находил это место уже занятым каким-то монахом, который приходил в смущение от того, что его и тут все-таки обнаружили. «Ты мне так всех молитвенников распугаешь», – говорил с доброй улыбкой будущему старцу отец Кирилл Павлов.
Вчитываясь в традицию жизни сирийских аскетов и вообще представителей восточного монашества, понимаешь, что одиночество было для них одним из важнейших инструментов формирования состояния души. К сожалению, эта традиция современным монашеством полностью утрачена. Ее практически уже не было и в дореволюционное время, за редким исключением. Монашеский путь в православной традиции предполагал три этапа, каждый из которых был поступательным движением по все более узкому и тернистому пути, ведущему на небо. Это общежитие, скит и отшельничество. Проходя школу послушания и смирения в общежительном монастыре, воин Христов готовился выходить на вершину, где уже не останется никого, кроме него и Бога. Сирийское монашество жило именно такой традицией, и подготовка к отшельнической жизни начиналась уже в монастыре.
Все, что было скрыто до этого на дне души, все, что таилось в тени невыявленно, начинало всплывать в затворе со всей силой и мощью ветхого человека.
После нескольких лет, проведенных в общежитии, будущего затворника практически замуровывали, запирали двери его кельи огромным камнем на семь недель. Что и как должен делать монах в затворе, было четко регламентировано. Основной акцент делался на борьбе с помыслами и сосредоточении ума на священных текстах. При этом духовник объяснял своему ученику, что психологические состояния затворника в монастыре будут очень сильно отличаться от того, что он будет испытывать, когда начнет вести полностью уединенную жизнь далеко за его пределами. Но уже здесь происходила колоссальная ломка психики.
В предыдущей нашей публикации мы писали о том, что возвышение души сначала до того состояния, которое аскеты называли «местом чистоты», а далее «место ясности» и восход на «вершину совершенства», можно было достичь только в отшельническом уединении. Тот, кто не имел правильной подготовки к этому подвигу, может легко сойти с ума, о чем сирийская традиция также не раз предупреждает.
Все, что было скрыто до этого на дне души, все, что таилось в тени невыявленно, начинало всплывать в затворе со всей силой и мощью ветхого человека. К этим всем борениям обязательно начинали прилагать усилия и падшие духи. Но если в общежитии они это делали скрытно и незаметно, то в отшельничестве эта борьба была более драматичной.
На переходном этапе, когда уныние и тоска уж слишком одолевала кандидата на отшельническую жизнь, ему еще иногда позволяли поступать «по удостоверению совести». Но при этом, если он и будет себе позволять какие-то разговоры через окошко своего затвора с братией, ему строго запрещалось слушать какие-либо новости о происшедших в мире или монастыре событиях. Иначе все то, что было построено в душе до этого, мгновенно разорится, а все мысли прейдут в движение. А, как мы помним, борьба с помыслами и очищение ума от всех умственных движений была приоритетной в духовном обучении новоначальных иноков.
Иоанн Дальятский давал своим ученикам совет, который также будет полезен всем, кто читает эту публикацию: «Не общайся с людьми, которые с тобой не единомысленные».
Иоанн Дальятский давал своим ученикам совет, который также будет полезен всем, кто читает эту публикацию: «Не общайся с людьми, которые с тобой не единомысленные». На самом деле многим из нас доводилось испытывать чувство глубокого опустошения, «выжатости», а то и «раздавленности» после общения с людьми, весьма далекими от нас по духу и по смыслу жизни.
Преподобный Исаак Сирин настаивал на том, что только пройдя через опыт одиночества человек может познать самого себя. Познавая себя, ты таким образом будешь познавать и других людей. У этого святого есть парадоксальный, казалось бы, совет: «Хочешь обрести любовь к ближнему своему – убегай от него». Находясь и беседуя с кем-то, ты перестаешь быть целым, тебя уже двое. Растворяясь во множестве людей, ты становишься множественным, и только в одиночестве ты начинаешь быть сам собой – в таком смысле звучит наставление одного из учителей своему ученику.
Только когда монах, который опробовал свои силы в скитском полузатворе, удалялся в область отшельнической жизни, он оправдывал свое наименование – монах, т.е. один. Уже ни болезнь, ни старость, ни какие иные причины не давали ему права уйти с того места, которое стало для него гробом. Подвижник шел в свой вечный дом дорогой одинокого Христа.
Пример одинокого странствия по миру дан нам в Евангелии Самим Спасителем. Находясь среди людей, Он был непонятым и одиноким.
Пример одинокого странствия по миру дан нам в Евангелии Самим Спасителем. Находясь среди людей, Он был непонятым и одиноким. Когда Господь говорил Своим ученикам о Своих страданиях и смертных муках, двое из них вместе с матерью пытались выторговать для себя место в Его Царстве покомфортнее. Когда душа Спасителя томилась в смертельных муках, они спали. Но самая страшная кульминация одиночества Христа была на пике Его Крестных страданий, когда Тот, кому Он нес всецелое послушание, кто был Его любимейшим Отцом, оставил Господа в самую тяжелую и мучительную минуту.
Опыт богооставленности, который описывали в своих сочинениях православные аскеты, был самым тяжелым. Он мог приходить и уходить, подобно волнам прибоя. Когда благодать удалялась от души и монах оставался наедине с собой, приходили мрачные духи преисподней в виде тяжелейших помыслов. Это состояние описывается как тяжелый мрачный туман темного непроницаемого мрака. В этом состоянии невозможно молиться, невозможно даже стоять на ногах.
Старец Кирилл (Павлов) советовал своему духовному сыну отцу Симону (Безкровному) в этом случае брать тетрадку, ручку и писать слова молитвы на бумаге. У старца Симона есть целая толстая тетрадь, которую он таким образом исписал словами Иисусовой молитвы. Благодаря этому совету духовника ему удалось избежать помрачения ума и отчаяния.
Жизнь в отшельничестве и те искушения, которые постигают там человека, очень тяжелы и весьма опасны для людей, которые не имеют должной подготовки и опыта послушания старцу. В душу вползают самые неожиданные и страшные мысли. Главная задача сатаны в этой брани – окончательно убедить человека в том, что Бог о нем забыл. Одним из средств в этой борьбе, по учению Исаака Сирина, является умение сосредотачиваться на Священных текстах, погружать свой ум в их содержание, т.е. уводить его от мрачных навязчивых сатанинских мыслей.
Ведя кровопролитную борьбу один на один с дьяволом, проходя по узким тропам над бездной опасных пропастей, подымаясь к самой вершине Фаворского Света, последователи Христа находили там то, что не имеет слов для описания человеческим языком. Когда после тумана, мрака, сырости и зимы богооставленности снова на горизонте сердца восходили лучи Божественного Света, душа человека, наполняясь Его сиянием, понимала, что все ею пережитое несравнимо с той любовью и благостью, в которой перед ним открывался Сам Бог.
