Как не отравиться состраданием и гневом
Воскресная проповедь на животрепещущую тему.
Эта публикация была задумана мною как продолжение изучения опыта сирийских мистиков еще до того как в Украине началась война. Но, перечитав ее сейчас, я решил все же ничего не менять. В ней нет тех эмоций и чувств, которые я бы добавил сейчас, но, может быть, это и лучше.
Каждый из нас по-своему переживает боль и страдания от тех страшных событий, которые сейчас происходят у нас на Родине. Остается актуальным вопрос: как не сойти с ума и сохранить здравым рассудок, когда вокруг тебя люди, в том числе благодаря усилиям СМИ, уже ведут себя неадекватно? Как сохранить душу, когда ее режут, как будто ножницами? Одно лезвие этих ножниц – страдания и смерти ни в чем неповинных людей, а другое – нагнетание и разжигание ненависти и злобы. Что делать, когда мрак скорби погружает душу в темноту уныния? Обратимся к опыту сирийских мистиков, которые тоже жили в очень непростое время.
При самом первом прочтении мы увидим, что души этих святых были преисполнены глубокого сострадания по отношению к людям, среди которых они жили. «Ты преисполнен состраданием ко всем людям. И в жалости по отношению к ним твое сердце изнемогает и горит, будто в огне, без различия лиц», «Сердце милующее – это горение (сердца) о всем творении: о людях, птицах, животных, [даже] о демонах и всяком создании Божием. При воспоминании о них или при воззрении на них, глаза человека проливают слезы. От сильной жалости умиляется его сердце, и не может он слышать или видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемой тварью», – пишет Исаак Сирин. Иосиф Хаззайа в сочинении о действиях Святого Духа говорит своему ученику: «Все люди как будто пребывают в сердце твоем, ты обнимаешь и целуешь их с любовью, изливая в любви твоей благость на всех».
Но в этой эмпатии, по крайней мере для меня и таких как я, таятся как минимум две очень большие опасности.
Первая – как сохранить себя от того, чтобы эти сострадания и боль не раздавили тебя самого? Потому что мы видим и чувствуем, что погружение в боль других уничтожает нас самих, в первую очередь.
И вторая, не менее опасная сторона. Когда своим сердцем мы смотрим на тех, кто сеет зло, как удержаться от проклятия в их адрес? Как не пожелать тем, кто сеет смерть, испытать на себе в полной мере те страдания, на которые обрекли других? Как не возрадоваться и не возвеселиться, если придётся стать свидетелем отмщения садистам, лжецам, лицемерам и кровопийцам?
Это на самом деле тоже очень важный вопрос, потому что ненависть к творцам и архитекторам мирового зла может быть такой, что разрушит любой, даже самый прочный внутренний мир.
Сирийские аскеты опирались на традиционную христианскую антропологию. В центре человеческой личности для них находится «ум», который не следует смешивать с «рассудком». Ум – это личностное ядро, «внутренний человек», сотворенный «по образу Божию» и поэтому способный к общению с Ним. Вершина ума находится в сердце человека.
Сама душа состоит из трех способностей или частей:
третья – яростная (thymikon).
Вожделеющая и яростная части вместе образуют неразумную часть (alogon meros) души или иррациональную, называемую также страстной частью (pathitikon meros), поскольку именно через эти две способности в душу проникают страсти. Когда они выходят из-под контроля разумной части души, то становятся убийственны как для самого их носителя, так и тех, кто его окружает. Задача аскета вожделевательную и яростную часть души покорить уму, где они должны получить рациональное и эмоциональное равновесие.
Если говорить простым языком, то это значит, что ты можешь и даже должен сострадать, но так, чтобы не разрушать себя самого. Сирийские мистики не противопоставляли ум и сердце, речь у них шла о правильном целостном переживании единого человека. Они умели подыматься выше уровня не только эмоций, но и мыслей.
В этом месте можно сделать небольшое отступление и сказать о своеобразном анатомическом духовном видении человека не только сирийскими аскетами, но и вообще антропологической традицией того времени в этом регионе.
В одной их самых авторитетных в то время Нисибийских школ преподавали такую себе «сирийскую аюрведу», которая каждому органу человеческого тела приписывала те или иные духовные функции. Например, та часть, которая отвечала за ярость, ревность, злобу, обиду, находилась для них в печени. То, что относится к вожделению – в желчном пузыре, похоть – в нижней части живота и т.д. Горячее чувство, которое исходит из тех или иных органов, легко подвергается изменению, оно непостоянно и уж тем более необъективно.
«Дети, нужно учиться переживать и сострадать не печенью и желчью, а сердцем», – наверное такую фразу мы могли бы там услышать. Чувства должны обязательно пройти через сердечный ум, который синтезирует в себе все движения, происходящие в теле. Именно в нем ты подымаешься выше всей сложности к простому познанию разумных существ и равному к ним отношению.
Преподобный Исаак Сирин часто использует термин «равенство взгляда», когда ты смотришь на всех людей одинаково, несмотря на то, что все они ведут себя по-разному.
Как все это понять и воплотить в своей жизни нам, людям, которые очень далеки не только от «сирийской аюрведы» и от той духовной чистоты и праведности, которые имели даже самые новоначальные ученики преподобного Исаака Сирина? Суть учения этого старца, пожалуй, можно свести к нескольким выводам.
Никто из нас не может быть свободен от боли за себя и за других людей. Боль была, есть и остаётся одним из важных ингредиентов преображения души.
Боль и сострадание нужно отделить от ненависти и злобы. Тогда на их место вместе с болью или после нее будет приходить любовь. Цель молитвенной жизни христианина – научиться молиться за всех людей с болью и любовью. Именно такая молитва, по мысли преподобного Исаака Сирина, «поселяет Бога на земле». Одной молитвы любви без боли мало, но и молитва с болью, но без любви, также не принесёт пользы. Соединение боли и любви приводит душу молящегося к личному катарсису. Эти два духовных элемента очищают и преображают душу, делая ее богоподобной. Но для этого нужно научиться тонко и болезненно чувствовать яды этой жизни и не отравиться ими, вырабатывая в себе противоядие.
