Как мой знакомый Кирилл полюбил Украину
Это будет лавстори. Не про флаг, площадную активность, патриотичные аватарки в соцсетях и медиа-страх, а по сути вопроса.
Один мой знакомый Кирилл полюбил Украину. Он принципиально не отказался от русского языка, потому что русский язык был родной для него, и он признался себе в этом, хоть и не сразу. Не без тревоги стал говорить об этом открыто. Политические события последних лет внесли много тревоги в его жизнь. Некоторые его друзья начали делать вид, что не знают русского, но Кирилл решил не предавать себя в угоду чужим взглядам. Он даже не стал бояться тех, кого все телевизоры приказывали бояться.
Потом он вспомнил, как распечатал три статьи для личного пользования на офисной бумаге, и подумал, что взял чужое. Отец Михаил говорил, что заповеди в Ветхом Завете были даны евреям, чтоб не исчезнуть с лица земли как народ Божий, а мы берем чужое не задумываясь. Кирилл подумал, что пока мы все воруем, хоть даже и по мелочи, здесь никогда не будет достойной, например, пенсии. Не потому, что мы навязшим в устах «совком» разлучаем несколько поколений от благодарности друг другу за то, что мы есть и вообще родились, не потому, что мы аутотренингом тренируем себя на пессимизм, пораженчество или коллективную суицидальность. Если все на своем месте берут чужое, даже не замечая, то откуда наполниться тому же Пенсионному фонду как должно?
Кирилл пошел на исповедь. После исповеди стал поминать страну в молитвах.
Встречаясь со знакомыми, причастными к общественным организациям, он удивлялся их площадному как под копирку патриотизму и спрашивал: «Кто платит тебе зарплату?» Часто в ответ слышал о иностранных фондах, благотворительных организациях или волонтерстве. Правда, при этих же общественных организациях. С институтских лет, когда работал официантом, он помнил, что музыку заказывает тот, кто платит. Вопрос с фондами для него был ясен, а вот как столько народа стало работать «музыкантами» или их слушать, не понимал.
Кирилл захотел сделать для Украины что может, без идеологической прошивки нового времени. Создал группу своего подъезда в вайбере и организовал субботник во дворе. Они с соседями даже закупили рубероид, чтобы покрыть крышу, но не успели. Рубероид украли, вскрыв ночью подвал.
После той «честной бумаги» Кирилл поговорил с другом-психологом, и тот скинул ему статью о криминальном мышлении. Это мышление оказалось присуще не только рецидивистам, но и вполне благонадежным гражданам. Из статьи он понял, что от страха быть не принятым или желания приспособиться часто не говорит, что думает, как бы выкручиваясь. Воровство тоже, по его мнению, проистекало из этого типа мышления, и Кирилл решил, что будет говорить так, как думает и не брать чужое без спроса. Применил свое решение в жизнь. Тут же несколько знакомых удалили его из друзей на Facebook.
На работе, после бесед за обедом о судьбах Родины, ему высказали, что он агент Кремля. Вроде в шутку. И хоть глобально ничего не произошло, Кирилл пошел поговорить с психологом. Он подумал: «Я ж верующий человек, а не какой-то псих» и взял в гости литр пива.
Посидели. Кирилл рассказал про подъезд и рубероид, про фейсбук и замечания на работе. Психолог и школьный друг по совместительству переспросил:
– Тебя спрашивали что-то, на что ты открыто стал отвечать, обличая воровство и грантовый патриотизм?
– Да нет. Просто достало. Ещё блогера смотрю одного. Он в Европе живет и распекает нашу власть. Показывает инсайдерское видео, и враньё про войну опровергает часто. Там вранья зачастую больше, чем правды. Вдохновляюсь.
– А тебе чего?
– Да не по себе. Много лжи вокруг.
– И что? У тебя своя повестка: рубероид, второе высшее, дата-аналитику ты вроде изучать собирался... Как эта осведомлённость тебе помогает жить?
– Не то что помогает. Вижу так, что люди одобряют явное зло, которое научилось им улыбаться, и меня переубеждают. Смотрю другую точку зрения. Не отказываюсь от себя, от своих убеждений.
– Выбрал свою точку зрения и нашел внешнюю поддержку в ней?
– Да, но стало тревожно, когда из Facebook удалились некоторые.
– Удалились. И что потом произошло?
– Испугался, если честно.
– А как часто ты с этими удалившимися видишься? Может они твои работодатели?
– Нет. Работодатели в Facebook не сидят. И виделись мы Бог знает когда. Да, в принципе, ничего не произошло больше…
Кирилл понял, что произнес это вслух, и ему стало легче. Он будто выдохнул. Взял пивной стакан, а там пусто. Сказал, глядя рассеянно в окно: «Слышь, поставь чайник, чая хочется». Потом они долго вспоминали детство, школьные годы. Вспомнили физика и Витька, который в школе их избивал и высмеивал, Марину, которая переехала, и никто из них так и не решился к ней подкатить. Потом психолог притащил гитару, потому что «Когда твоя девушка больна» и «Что такое осень» сами себя не споют.
Кирилл шел домой и думал про военные слухи словами из «Осени»: «Что же будет с Родиной и с нами?» Холод выветрил хмель. Стало понятно, что все будет нормально в любом случае, потому что у мира есть Спаситель, и Его зовут не Кирилл. А Кириллу еще надо план на завтра составить, ютуб полистать, и вечерние молитвы не читаны. Он почувствовал облегчение и усталость. Город хрустел под подошвой.
Позвонила управдом и сообщила, что рубероид нашли дворник с участковым. В другом подвале. Сказала, что скорее всего, это Витек. Утащил, а покупателя не нашел, но не пойман, мол, не вор.
Подходя к подъезду, Кирилл услышал глухое: «Эй! Шо там, дядя, где?»
Это был тот самый Витек, ночной кошмар всех хороших ребят из их школы. По спине пробежал холодок, как тогда в детстве. От тревоги немного затошнило. Кирилл вспомнил, что уже неделю отвечает на вопросы прямо, или честно не отвечает, если отвечать не хочет.
– Витя, что за вопрос у тебя? Переспроси нормально, а то я напуган.
– Кирыч, не менжуйся, чего грудь колесом?
– Я просто теперь здоровый, грудь сама так делается.
Кирилл улыбнулся, произнес уверенно, как кинолог собаке:
– Что за вопросы на морозе, Витя? Давай греться уже. По домам?
Витек как-то сразу сник, сел на скамейку и забубнил что-то про тварь, дом и ещё что-то матерное. Кирилл уже не слушал. Почувствовав прилив сил, он поднимался на восьмой этаж пешком. Шел и улыбался. Он стал сильнее, не став приспосабливаться из страха там, где это вообще не нужно. Внезапная устойчивость, пришедшая от внутренней правды, стала открытием.
После вечерних молитв он ещё пил чай и смотрел в окно на свой город. Трубы ТЭЦ выдыхали белые облака, город горел огнями, за окнами теплилась жизнь. Некоторые окна светились розовым, некоторые – голубым или зеленым. Кирилл вспомнил, что многие ещё не выбросили елки, и гирлянды делают окна города цветными. Он подумал про нестрашного теперь Витька, друга-психолога, родню и свой храм. Новости про войну (которые уже много лет про войну, и вот опять) казались чужой повесткой, парализующей его жизнь. Его любовь к Украине точно не про принадлежность в какому-то движению, не про вышитую одежду, общих врагов и страхи с каналов олигархов. Она про свободу быть собой там, где живешь. Кирилл подумал, что любит свой город, свой дом и даже эту ТЭЦ. Он сейчас просто – был.
* * *
А из дел любви к Родине первым в списке Кирилла сейчас была укладка рубероида.
