О духовной трусости, прикрытой благочестивыми причинами
Мы привыкли молиться о своих родственниках и близких. Но есть мнение, что существует категория людей, о которых молиться не стоит. И тут нам есть что обсудить.
Не раз мне приходилось слышать мнение некоторых православных христиан о том, что молиться за всех нельзя. Например, если человек в храм не ходит, не крещен или вовсе является безбожником, то за такового молиться не стоит, так как молящегося могут постигнуть бесовские искушения или беды. Собственно говоря, такая постановка проблемы меня всегда смущала.
Здесь не идет речь о поминовении на литургии, мы говорим лишь о личной устной молитве. Соответственно, возникает вопрос: если мы, христиане, боимся бесовских искушений или каких-либо еще испытаний, то что же тогда мы за христиане? Нет, не нужно специально искать каких-то «приключений», но если стоит вопрос о ходатайстве перед Богом за нашего заблудшего родственника или друга, то не будет ли отказ от молитвы проявлением малодушия и трусости, прикрытым «благочестивыми» аргументами? Ответ, думаю, очевиден. А для подтверждения этого ответа обратимся к более авторитетному мнению, в частности, к мнению преподобного Силуана Афонского, день памяти которого Церковь отмечает 24 сентября.
Когда нет «своих» и «чужих»
Красной нитью через творчество преподобного Силуана проходит невероятная любовь ко всему творению, абсолютно независимо от его поврежденности грехом или пороком. В нашем мире, во всей вселенной он видел некий целостный организм, единый, неделимый, в котором спасение каждого отдельного человека неразрывно связано со спасением всего человечества, и всего мироздания. Все мы взаимосвязаны между собой, и каждое отдельное духовное явление незримо отражается на состоянии всего творения. Отсюда преподобный Силуан делает вполне очевидный вывод: «Кто носит в себе Духа Святого… тот скорбит о всем народе день и ночь, и сердце его жалеет всякое создание Божие, и особенно людей, которые не знают Бога, или противятся ему, и потому идут в огонь мучения. За них он молится день и ночь, больше чем за себя, чтобы все покаялись и познали Господа».
Для старца, как для настоящего христианина, нет никого и ничего чужого. Да, есть спасающиеся и есть погибающие, есть идущие к Богу и удаляющиеся от Него, но это не деление на два «лагеря», не деление на «своих» и «чужих» – чужих для старца Силуана попросту не существует – это трагедия человечества и всего мира, а молитва и личный духовный подвиг помогают сделать хоть что-то для уврачевания образовавшейся «раны».
Любящее сердце не может не молиться
Возможно, кто-то подумает, что речь идет только о молитве за живых, т.е. за тех, кто еще может исправиться. Но нет, старец Силуан говорил и об усопших. Его ученик – отец Софроний (Сахаров) – как-то вспоминал беседу своего наставника с одним отшельником. Тот утверждал, что Бог накажет безбожников за их отступничество, которое они, по сути, выбрали сами. На что преподобный Силуан возразил – как же спасенные смогут спокойно блаженствовать, когда будут знать, что есть находящиеся в муках души: «Нет, – продолжил старец, – любовь не может этого понести… Нужно молиться за всех».
И это не учение об апокатастасисе, это крик души праведника, наполненного неподдельной любовью. Отец Силуан никогда не утверждал, что спасутся все без исключения, он просто говорил, что нужно сделать все от нас зависящее, чтоб спаслось максимально возможное количество людей. Кроме того, такая позиция, по своей сути, является прямым отражением слов апостола Павла, просящего совершать молитвы «за всех человеков», так как это угодно Богу, «Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим. 2, 2-4). Эта мысль была одним из главных мотивов и многих христианских миссионеров.
Призванные к святости
Человек немощен, и мы часто нервничаем, перестраховываемся, пасуем перед силами зла. С одной стороны, мы забываем или даже не верим во всемогущество Божие. Да, на рассудочном уровне мы признаем его, но вот полностью отдаться Господу так, чтобы ничего не бояться – не получается. С другой же стороны, преподобный Силуан был настолько объят любовью, что распространялась она даже на ад. Он говорил, что любовь не может стерпеть, когда погибает даже одна душа. Любовь, которой было наполнено сердце афонского старца, является выражением любви самого Бога.
Мы же понимаем, что Господь не испытывает ненависти ни к грешникам, ни к бесам. И те и другие – творение Его рук, пусть и отпавшее, и восставшее против своего Творца. Божия любовь станет источником мук для грешников, не захотевших стяжать ее при жизни, отвергших ее. Об этом писал, например, преподобный Исаак Сирин: «Мучимые в геенне поражаются бичом любви! И как горько и жестоко это мучение любви! Ибо ощутившие, что погрешили они против любви, терпят мучение большее всякого приводящего в страх мучения; печаль, поражающая сердце за грех против любви, страшнее всякого возможного наказания. Неуместна никому такая мысль, будто грешники в геенне лишаются любви Божией».
Возможно, кто-то подумает, что такое возвышенное отношение даже к самым отпетым грешникам – удел святых людей, но не стоит забывать, что каждый из нас призван к святости, ведь невозможно не быть святым и достигнуть Царства Небесного. Пусть это идеал, но без него не будет ориентира для движения, не будет мотива, придающего силы и импульс движению, не будет остроты жизненного выбора.
Без права на нелюбовь
Любовь не может быть абстрактной, она должна быть деятельной, а что, как не молитва, является самым явным проявлением любви. Именно поэтому из всеобъемлющей любви естественно следует желание молитвенного заступничества: «Буду молиться за весь род человеческий, дабы все люди обратились ко Господу и упокоились в Нем, ибо любовь Божия всем хочет спастись», – говорит старец Силуан.
Он признавал, что молитва за весь мир – по преимуществу – удел монахов, но ведь от нас никто такого подвига и не требует. Нам достаточно и того, чтобы мы были заступниками перед Богом за тех, кто нам дорог. А ведь какими бы нерадивыми в делах духовных не были бы наши родственники, друзья или коллеги, не любить их мы не имеем права.
Нередко бывает и так, что нам мучительно от этой любви – мы видим, как они добровольно идут к погибели, но махнуть на кого-то рукой и сказать: «Сам виноват, так тебе и надо», – не можем. Подлинная молитва стоит дорого, это внутреннее мученичество. Пасовать перед испытаниями нельзя, нужно сделать все от нас зависящее ради спасения тех, до кого дотягивается наша «рука» – пока есть силы и время, надежда не оставит. «Молиться за людей – это кровь проливать, – говорит старец Силуан, – кто больше любит, тот больше и страдает».
Когда мы молимся за откровенных грешников, на нас действительно могут навалиться силы зла – мы ведь пытаемся вырвать у них захваченную ими душу. Но давайте не забывать, что и бесы действуют в нашей жизни ровно настолько, насколько им позволяет Бог. А как мы посмотрим Ему в глаза, если сдадимся еще до начала борьбы?
* * *
Что ж, кажется, вопросов больше не осталось. Молитва и любовь – взаимосвязаны, и если мы не молимся, значит и не любим. Мы не трусы, а воины Христовы, за которых священник молился еще во время нашего крещения, мы верим во всепобеждающую силу добра и должны сделать все, чтобы и самим на его стороне остаться, и окружающих нас людей туда привести. И что в этом плане может быть лучше молитвы?
