Что говорят христиане о дружбе
Сегодня в православной среде обсуждается много разнообразных тем, при этом тема дружбы чаще остается «за бортом». А ведь это глубокая тема, здесь есть о чем поговорить.
30 июля резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН № 65/275 установлен Международный день дружбы. Праздник этот светский и большинству народа не известен. Мы вообще на подобного рода дни не обращаем внимания, но в этот раз хотелось бы использовать его как повод для разговора.
Сегодня в православной среде поднимается много разнообразных тем, только вот как-то тема дружбы чаще остается «за бортом». А ведь здесь очень даже есть о чем поговорить. О ней немало написано как в Священном Писании, так и в святоотеческой литературе.
Давид и Ионафан
Еще когда я готовился к сдаче вступительных экзаменов в семинарию и активно заполнял пробелы в знании библейской истории, меня особо тронули отношения Давида и Ионафана. Это, пожалуй, самый яркий пример настоящей и крепкой дружбы на протяжении всего Ветхого и Нового Заветов. Началась она с того момента как Давид поразил Голиафа и передана удивительными словами: «Душа Ионафана прилепилась к душе его, и полюбил его Ионафан, как свою душу» (1 Цар. 18, 1).
По всей видимости, царский сын увидел в Давиде то, что дорого ему самому: отвагу, смелость, верность, любовь к Богу и своему Отечеству. Душа Ионафана разглядела родственную ей душу Давида, что и передано трогательным и емким словом «прилепилась». Это не просто привязанность, это настоящее единение, слияние воедино, когда стирается всякое деление на «твое» и «мое». Именно поэтому Ионафан, в знак их дружеского союза и верности отдает Давиду лучшие свои вещи: «И снял Ионафан верхнюю одежду свою, которая была на нем, и отдал ее Давиду, также и прочие одежды свои, и меч свой, и лук свой, и пояс свой» (1 Цар. 18, 4).
Вряд ли сегодня можно найти пример столь крепкой и самозабвенной дружбы. У меня самого, конечно же, есть друзья, жизнь нас немного разбросала, часто видеться нет возможности, но по мере сил и времени мы сохраняем наше общение. Встречаемся мы довольно редко. Каждая такая встреча «говорит» нам, что между нами ничего не изменилось, что мы все те же, нам также хорошо вместе, но все же я прекрасно понимаю, что наша дружба никак не может сравниться с дружбой Давида и Ионафана.
Я не хочу пересказывать всю историю их трогательных взаимоотношений, прочитать об этом сможет каждый в Первой и Второй книгах Царств. Достаточно сосредоточиться на словах Давида, сказанных после гибели его друга: «Скорблю о тебе, брат мой Ионафан; ты был очень дорог для меня; любовь твоя была для меня превыше любви женской» (2 Цар. 1, 26). Давайте вспомним, что ни один мужчина не обходится без женской любви. В младенчестве и отрочестве – это любовь материнская, в юности и зрелости – любовь девушки и супруги. У Давида было много жен, которые действительно любили его, но ни одну из них он не поставил выше Ионафана. Не зря ведь святитель Иоанн Златоуст подчеркивает, что он желал бы, дабы такую любовь имели все, и к живым, и к усопшим.
Четыре друга одного расслабленного
Проявление настоящей дружбы мы можем встретить и в Новом Завете. Достаточно вспомнить хотя бы случай, когда четыре человека из-за многолюдства не смогли приблизиться с расслабленным другом к Христу и разобрали кровлю дома, дабы спустить его к ногам Спасителя (Мк. 2, 3-4).
Мы привыкли слышать, что Господь исцеляет этого человека по вере его друзей, но, например, у святителя Григория Паламы есть иное мнение. Он утверждает, что в отличие от бесноватой дочери хананеянки или мертвой дочери Иаира, не имевших никакой возможности проявить собственную веру, ум расслабленного не был поражен, а потому, поясняет святитель: «Мне представляется, что именно больше на основании его благой надежды и его веры пустила корни вера и у принесших его и ободрила их прийти, и убеждаемых сим расслабленным, принести и вынести на кровлю и оттуда опустить его пред Господом. Потому что не против его воли они это сделали, и расслабленность параличного не была расслабленностью его разума, но он, справедливее сказать, – очевидным образом был выше того, что омрачает и препятствует вере».
Получается, что именно вера самого расслабленного ободрила и укрепила веру его друзей, которые и стали свидетелями чуда.
Мы видим, что в настоящей дружбе, как и во всех проявлениях настоящей любви, не может быть места эгоизму. Дружба не может быть сведена к «бокальчику пива», в дружбе люди должны обогащать друг друга, а в необходимый момент быть готовыми и пожертвовать своими интересами, не говоря уже о здоровье и жизни. Как здесь не вспомнить слова из книги Премудрости Иисуса, сына Сирахова: «Верный друг – крепкая защита: кто нашел его, нашел сокровище. Верному другу нет цены, и нет меры доброте его. Верный друг – врачевство для жизни, и боящиеся Господа найдут его. Боящийся Господа направляет дружбу свою так, что, каков он сам, таким делается и друг его» (Сир. 6, 14-17).
Говорит Златоуст
Просто замечательное рассуждение о дружбе есть у святителя Иоанна Златоуста. Он пишет, что какое бы удовольствие мы себе представили, пусть низкое или пусть даже благородное, но ни одно из них не станет слаще настоящей дружбы. Даже мед, если его много съесть, становится приторным, а друг – никогда. В дружбе любовь только возрастает, а получаемое от нее удовольствие никогда не приведет к пресыщению. Вот почему, когда мы встречаем старых друзей, с которыми провели детство или юность и с которыми редко видимся, мы попросту не можем наговориться. Нам становится мало друг друга.
Дружеская любовь вечна, именно поэтому – продолжает Златоуст – друг милее временной земной жизни. С ним можно жить и в ссылке, и в бедности. Тот, кто имеет друга, имеет другого себя, и за такую дружбу «у Бога уготована такая великая награда, что и выразить нельзя», – заключает святитель.
Два святителя
Нельзя здесь не вспомнить о прекрасной и трогательной дружбе между святителями Василием Великим и Григорием Богословом. Они были совершенно разными и даже противоположными людьми по характеру и темпераменту, но их связывала очень крепкая любовь. Вот уж воистину каждый из них обрел другого себя. Они познакомились в юности во время учебы в Афинах и пронесли свою дружбу сквозь всю жизнь.
«А мне Бог и в этом оказал благодеяние, соединил меня узами дружбы с человеком самым мудрым, – пишет святитель Григорий, – который один и жизнью и словом всех был выше. Кто же это? Весьма легко узнаете его. Это Василий – великое приобретение для настоящего века. С ним вместе мы учились и жили, и размышляли. Если должно чем и похвалиться, то я составлял с ним чету не бесчестную для Эллады. У нас все было общее, и одна душа в обоих связывала то, что разделяли тела. А что преимущественно нас соединяло, так это Бог и стремление к совершенству».
Не менее трогательно пишет и святитель Василий о своем друге. Уже на склоне лет, во время разлуки с Григорием, он с теплотой вспоминает дни их юности, когда у них был один очаг, один кров, один наставник; когда труды и отдых, бедность и роскошь они делили между собой поровну. Василий ждет свидания со своим другом и пишет, что все это они обновят в памяти при встрече, и как бы совлекшись тяжелой старости, снова сделаются молодыми.
* * *
Напоследок хотелось бы вспомнить слова не святого отца, но одного достойнейшего человека – Клайва Льюиса. Он пишет, что каждый из нас не обязан быть другом, как никто не обязан быть нашим другом. Дружба бесполезна, как бесполезны философия и искусство, для того, чтоб хорошо устроиться в этой жизни все это не нужно. Т.е. этой жизни дружба не нужна, но она одна из тех вещей, без которых не нужна эта жизнь. Настоящему другу абсолютно все равно, каков твой статус в том или ином обществе, сколько у тебя денег и власти. Все это познается чаще просто случайно. Другу нужен непосредственно ты. Именно поэтому дружба обнажает саму личность человека, в дружбе мы – настоящие.
Людей на планете становится все больше и больше, только вот поговорить часто попросту не с кем. Дай Бог, чтоб у каждого из нас был настоящий друг, хотя бы один, и чтоб эта дружба простиралась за грани этого земного мира.
