Троицкая родительская суббота: размышления о загробной участи души
В преддверии Пятидесятницы, в день, когда Церковь празднует Троицкую родительскую субботу, поговорим о 3-м, 9-м и 40-м дне поминовения усопших.
Мы уже вплотную подошли к Пятидесятнице, накануне которой нас ждет Троицкая родительская суббота. Однако, она предваряет скорее не сам Праздник, а надвигающийся пост.
Память о грядущей смерти и о тех, кто уже отошел в вечность, является существенной частью христианских аскетических подвигов. С уверенностью можно говорить, что Троицкая поминальная суббота имеет апостольское происхождение. Естественно, здесь не идет речи о служении парастасов и панихид в I веке, но, в первую очередь, мы вспоминаем о победе Христа над смертью, что можно видеть и в словах апостола Петра, произнесенных в День Пятидесятницы: «Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти, потому что ей невозможно было удержать Его» (Деян. 2, 24).
Кроме того, Троицкую родительскую субботу по праву можно считать последним днем ветхозаветной Церкви, предваряющей раскрытие Царства Христова во всей силе в День сошествия Святого Духа на апостолов. Именно поэтому мы молимся о всех «прежде почивших» родственниках, братьях и сестрах, дабы и им сподобиться быть соучастниками благодатной вечности. И вот здесь мне хотелось бы сказать несколько слов об этой самой вечности, а точнее о «механике» ее достижения, не претендуя, впрочем, на истину в последней инстанции.
С момента моего вхождения в Церковь я привык слышать распространенный рассказ о том, как после смерти душа, в 3, 9 и 40 день проходит определенные, всем нам известные, стадии своих странствий в загробном мире. Естественно, во все это я верил. Но позже у меня начали закрадываться определенные сомнения.
Первое, что меня смутило, это некая формализация и «шаблонность» посмертных «блужданий» души. Нам хорошо известны слова Христа: «Верующий в Сына имеет жизнь вечную, а не верующий в Сына не увидит жизни» (Ин. 3, 36). Таким образом, возникает вопрос: если умирает человек, пусть даже бессознательно крещеный, но не верующий в Спасителя, как он может видеть и путешествовать по райским обителям? И наоборот: если умирает человек святой жизни, то зачем ему «ходить» по аду и рассматривать демонов с мучающимися грешниками? Только ради того, чтоб ужаснуться, т.е. фактически, чтоб «пощекотать нервы»? Но ведь жизнь души после смерти – это не аттракцион!
В Палестинском патерике есть повествование о том, как святой Иоанн Молчальник желал увидеть загробную участь человека. И Господь сподобил его такого видения, в котором он умом был перенесен в Вифлеем, где на церковной паперти умирал странник. После того, как сердце этого праведника остановилось, душу его взяли ангелы и с песнопениями вознесли на Небо. Как видим, в этом рассказе нет и малейшего намека ни на мытарства, ни на потусторонние «экскурсии», ни на «сидение» у гроба.
Следующее, что меня смутило – это чувственность образов и событий описываемых в этих 40-ка днях загробных странствий. Мы же прекрасно понимаем, что вечная жизнь не состоит из лазурного берега, теплого песка или еще какого «рая» подобного, тому, который мы видим в рекламе шоколадки «Баунти». Точно также и вечные муки не представляют собой «плети и котлы».
«Как в этой жизни человек, не пребывающий в Боге и не имеющий Бога в себе, лишен покоя, – пишет преподобный Симеон Новый Богослов, – так и после смерти вне Его одного, полагаю, не будет ни упокоения, ни места, совершенно свободного от печали, вздохов и скорби».
Из сказанного преподобным Симеоном выходит, что Царство Небесное – это, прежде всего, жизнь с Богом, а ад – без Него. Кроме того, осуждение человека не носит юридического характера подобного судам мирским. Достаточно вспомнить известные слова Клайва Льюиса о том, что врата ада заперты изнутри. Человек, привыкший жить в грехе и духовной «грязи» здесь на земле, будет продолжать такую жизнь и там, за «порогом гробовой доски», но только вот без самооправдания, под «прожектором» беспощадного и нелицеприятного обличения совестью. Множество святых отцов писало об этом, приведем, например, слова святителя Тихона Задонского:
«Так и совесть человеческая: когда многими греховными пороками и беззаконной жизнью запачкана, человек в ней не замечает пороков, прилипших к душе, и так весь запачканный ходит и из греха в грех бесстрашно впадает. Бедственно и плачевно такое состояние! Не видит он скверны и мерзости своей. Но увидит, когда раскроются книги на позор всему миру, Ангелам и людям, и предстанут перед лицом его грехи его».
Или вот еще слова блаженного Феофилакта Болгарского: «А червь и огонь, терзающие грешников, есть совесть каждого и воспоминание о гнусных делах, совершенных в сей жизни».
Исходя из сказанного, возникает еще один уточняющий вопрос: повторюсь, если Царство Небесное – это жизнь с Богом, а грешник просто неспособен к такой жизни, то как он может вообще находиться в райских обителях? Более того, наблюдение, рассматривание это функции, исполняемые нашим телом и направленные на чувственнопостигаемые объекты, а говоря о «путешествии» в загробный мир, мы эту чувственность переносим туда.
Еще одно недоумение связано с числовыми значениями самих дней. Это ведь у нас Земля вращается вокруг своей оси на среднем расстоянии от Солнца около 150 млн. км, что и позволило определить сутки протяженностью в 24 часа. Но ведь вечность не «прикреплена» к нашему космическому дому. Достаточно вспомнить слова апостола Петра: «Одно то́ не должно быть сокрыто от вас, возлюбленные, что у Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день» (2 Петр. 3, 8).
Мы, живя в тварном и чувственном мире, привыкли, что все вокруг имеет начало и конец. И когда заходит разговор о жизни после смерти, то это свое отношение мы транслируем в вечность, часто воспринимая ее как бесконечное течение времени. Этого делать нельзя, так как вечность – это фактически отсутствие времени, о чем и пишет преподобный Максим Исповедник в одной их своих схолий: «Вечностью мы называем некую неподвижную и притом цельную жизнь, уже беспредельную и совершенно неколебимую».
Если время – это характеристика текучести материального мира и возникло при его творении, как же тогда можно говорить об объективности прохождения 3, 6 или 40 дней в вечности?
Все эти размышления привели меня к главному вопросу: откуда вообще взялся этот рассказ о загробном «путешествии» души? Несложные и непродолжительные поиски привели меня к откровению, сообщенному ангелом преподобному Макарию Египетскому, которое он и передал нам в «Слове о исходе душ праведников и грешников». Именно здесь можно найти повествование о тех самых «путешествиях» души, к которым мы так привыкли.
Но не все так однозначно, так как у того же Макария, только в другом месте, имеется повествование, схожее с приведенным выше откровением Иоанну Молчальнику. Цитата эта достаточно обширная но, в виду важности, приведем ее полностью:
«Когда человеческая душа исходит из тела, совершается некое великое таинство. Ибо если она виновна в грехах, то приходят полчища демонов, злые ангелы и темные силы, берут эту душу и увлекают ее на свою сторону. Этому никто не должен удивляться, ибо если человек, еще будучи жив, в этом мире покорился, предался и поработился им, то не будут ли они еще более обладать им и порабощать его, когда он выйдет из этого мира? Что касается другой, лучшей части людей, то с ними происходит иное. При святых рабах Божиих еще и в этой жизни находятся Ангелы, духи святые окружают их и хранят; а когда души их разлучаются с телом, то лики Ангелов принимают их в свое общество, в светлую жизнь и таким образом приводят их к Господу».
Ни в коем случае не умаляя святости и заслуг преподобного Макария, сочинения которого я и сам люблю читать, нужно сказать, что в отношении загробной участи мы все-таки наблюдаем у него некую коллизию мыслей.
Все это можно было бы отнести к частному мнению, имеющему право на существование и успокоиться. Но дальнейшие поиски ответов привели меня к богослужебным книгам, а точнее к тем местам, которые мы обычно не читаем и вообще не обращаем на них внимания. Речь идет о синаксаре в Мясопустную субботу, содержащийся в Постной Триоди. Вот, что мы можем там прочитать:
«В третий день мы совершаем поминовение, потому что в третий день вид человека изменяется. В девятый день поминаем, ибо тогда разрушается телесное здание сохраняется только одно сердце. В сороковой же день поминаем, ибо разлагается и самое сердце. И рождение человека происходит следующим образом: в третий день обозначается сердце, в девятый – образуется плоть, а в сороковой день человек преображается в совершенный вид. Посему мы и совершаем память усопших (в эти дни)».
Нужно сказать, что об этом же, в «Новой скрижали», пишет владыка Вениамин Нижегородский. Исходя из приведенного мнения, можно сделать вывод, что в древности, да и, как видим, даже вначале XIX века, люди верили, что разложение тела после смерти представляет собой процесс обратный процессу созревания плода в материнской утробе. 3, 9 и 40 дни – это определенные этапы этого процесса, с которыми и связаны соответствующие заупокойные молитвы.
* * *
Все приведенные мной цитаты и размышления никоим образом не отменяют важности нашего ходатайства перед Богом о почивших родственниках и близких. Остается вопрос: как согласовать противоречащие друг другу слова святых о загробной участи человеческих душ?
Я думаю, что согласовывать их никак не нужно, пусть они существуют параллельно, так как этот вопрос не принципиальный, а богатство мнений делает святоотеческое наследие еще ценней. Что же касается 3, 9 и 40 дней, то, по мнению отца Серафима (Роуза), воспринимать их нужно как модель, «которая лишь формулирует самый общий порядок посмертного опыта души».
Как бы там ни было, а своих молитв об усопших сродниках мы ослаблять не имеем права, и пусть богослужения Троицкой родительской субботы нам в этом только помогут.
