Иисусова молитва: правда и вымысел

Исихазм – это не удел избранных древних подвижников

Как правило, исихазмом (от греч. – спокойствие, тишина, молчание, мир, уединение) называют духовно-практическое делание, условием которого была непрестанная молитва. Исихасты достигали такого духовного совершенства, что многие из них были свидетелями и носителями нетварного Фаворского света, то есть эти подвижники вступали в Богообщение и Боговедение.

Практическая сторона исихастского учения была воспринята на Руси одновременно с принятием христианства. Начало было положено в пещерах Киева прп. Антонием, который, прибыв туда с Афонской Горы в 1028 г., принес на нашу землю традиции тысячелетней духовной практики христианского Востока. Дальнейшая судьба русской святости неразрывно связана с внутренним деланием.

Как известно, именно подвиг пустынножительства, или священнобезмолвия, становится с той поры самой характерной чертой русской аскезы. Необъятные просторы нашего Отечества были покрыты сетью иноческих обителей. Эти крупные духовные центры вместе с неисчислимым множеством уединенных скитов и пустынных келий составляли великую пустыню с ее высочайшей культурой созерцательного безмолвия.

Основоположником исихизма считается святитель Григорий Палама. Опираясь на многочисленные упоминания света в Священном Писании, святитель изложил и защитил от нападок учение о свете как нетварной Божественной энергии. Важнейшим свидетельством явления в мир этого Божественного света он считал событие Преображения Господня на горе Фавор. Преображение – это подтверждение и того, что Бог есть Свет, и того, что Свет этот, будучи трансцендентным по сущности, как энергия Божия способен сойти в земной мир, и того, что человек в определенном состоянии становится способен созерцать этот нетварный свет и принимать его в себя.

«Молитва является подательницей сего блаженного видения» (света), – пишет свт. Григорий. Молитва очищает ум, делает его «световидным», и подвижник восходит на такую ступень богопознания, когда может «узреть» Христа «божественно и неизреченно сверхсияющего».

Умное безмолвие всегда встречало много противников, особенно на Западе. Не обладая необходимым опытом, в своем отвлеченном подходе к этому образу молитвы неприятели его полагают, что исихазм учит неким «механическим приемам» овладения благодатью. Знакомство понаслышке с отдельными внешними элементами исихастского метода приводит к превратному истолкованию учения, а далее, как свидетельствует история, сводится к обвинениям праведников в прелести и ереси.

Критиканство исихазма началось еще при жизни св. Григория Паламы. Его главным оппортунистом был монах-западник Варлаам Каламбрийский, закончивший жизнь в Римской Церкви. Характерно, что грубое вмешательство рационалистов в духовную жизнь созерцателей началось после того, как внимание Варлаама привлекли внешние художественные приемы молитвы, традиционно применявшиеся исихастами, но неизвестные непосвященным. Это, например, определенное положение тела, удержание внимания в области сердца, контроль над дыханием и прочие технические приемы, рекомендуемые для лучшего сосредоточения ума во время умной молитвы. В попытках высмеять афонских иноков Варлаам изображал их темными невеждами, полагавшими якобы, что «духовные способности сосредоточены в пупке и что путем механических действий можно достичь созерцания Бога».

Тут надо вспомнить, с какой жесткостью свт. Григорий Палама относился к подобным настроениям в своей обители: «Здесь суть те, которых я зову еретиками, – говорю о тех еретиках, которые считают, что в нынешние времена среди нас нет никого, кто мог бы соблюсти заповеди Евангелия и быть такими, какими были святые отцы... Эти богоборцы или, лучше сказать, антихристы вопят: невозможно это, невозможно!» С возмущением отметали эти предательские идеи и другие отцы. Грозно, как богоотступничество, обличает их прп. Симеон: «Если кто думает, что совершенство прилично только апостолам и древним святым, и говорит, что мы, сколько бы ни подвизались, не можем уподобиться древним святым... то он явный есть антихрист и богоборец».

Имеем те же свидетельства из уст святых Руси. Мы помним слово прп. Серафима: «Благодать и помощь Божия верным и всем сердцем ищущим Господа ныне та же, какая была и прежде, – и мы могли бы жить, как древние отцы». Не менее тверд в своих воззрениях прп. Василий Поляномерульский: «Некоторым из многих неизвестно откуда пришло в голову, будто бы нынешним монахам уже не подаются действия Святого Духа, как прежним… Возложив всю вину на трех злейших исполинов: неверие, леность и небрежение, – перестанем лгать и, держась истины, приступим без сомнения к обучению умному деланию».

И вот уже сегодня из старческих уст святогорца мы слышим подтверждение этого. Спрашивают: «неужели и сегодня возможно следовать традициям святых отцов? – Отвечаем: конечно, возможно, и в нашем поколении было возможно, и будет возможно до скончания века» (Иосиф Ватопедский). Что изменилось, так это распределение наших усилий: преодоление собственной немощи и небывалых препятствий, воздвигаемых миром, требует таких затрат энергии, что за счет этого снижается высота подвига и умаляется доступная нам глубина созерцания. Мы вправе утверждать другое, в условиях современного мира молитва требует сверхчеловеческого мужества, это действительно так, и устоять сегодня в нерассеянной молитве означает победу на всех уровнях бытия.

Как видим, есть множество свидетельств тому, что умное делание доступно не только древним отцам, но каждому современному человеку.

Однако нашего окружения есть множество людей, которые убеждены, что это не так.

«Невежество есть зло, но еще большее зло – дурное знание» (Моисей Агиорит), когда богословская образованность служит тому, чтобы дискредитировать святоотеческую традицию и вводить в заблуждение неопытных искателей молитвы. Сегодня можно встретить почтенного архимандрита с академическим образованием, который считает вовсе ненужной публикацию каких-либо работ по Иисусовой молитве: «Все, что требуется на эту тему, уже написано свт. Феофаном». А посему излишне вообще касаться темы умного делания, из опасения прелести, конечно.

Однако эта тема нуждается в прояснении, а не в замалчивании. Обычно и благожелательно настроенные авторы, упоминая о практике молитвы, считают нужным оговориться: телесные приемы не составляют главного дела, они не больше как приспособления, техника второстепенна, это только внешние пособия, это просто метод, средство, ничего существенного не имеющее, – а суть молитвы совсем, мол, не в этом. Интонация этих высказываний такова, словно приходится в чем-то оправдываться. Будто заранее опасаются быть осмеянными и зачисленными в омфалопсихи (пуподушники). Но стесняться здесь нечего и незачем малодушествовать. Суть молитвы, разумеется, не может заключаться в методе, а техника – как средство достижения цели – второстепенна по определению. Но в остальном эти высказывания не совсем точны.

Между позой и молитвой та же связь, что между молитвой и постом. Не понимая этого, возможно ли вообще говорить о молитве? Остается повторить прописную истину: образ мыслей человека, его сердечные чувствования много зависят от того состояния, в котором находится его тело. Именно поэтому учителя исихазма настаивают: истинное богопознание требует вовлечения всего человека в молитву.

Иисусова молитва – не умная лишь, но и сердечная, в ней участвует и дыхание, и тело...

Как в падении и во грехе участвует весь человек, так и в покаянии, молитве и обожении участвуют и душа, и тело. Как говорит Григорий Палама, «не одна только душа получает обручение будущих благ, но и тело, восходящее вместе с нею к ним». А посему «и требуется очищение и бесстрастие всего человека, а также молитва, в которой принимает участие весь человек».

Еще один типичный симптом варлаамизма – это обвинение праведников в прелести. Таков один из видов мщения со стороны тех, кто сам не стяжал добродетели. Если нападкам гонителей подвергся свт. Григорий Палама, то понятно, сколько должно доставаться прочим. Не избежал глумлений, например, старец Софроний Эссекский (Сахаров), чье богословское наследие сегодня изучают во всем православном мире, в то время как на родине его писания порой удостаивают язвительной критики.

Легкомысленные обвинения в прелести раздаются в адрес выдающихся греческих подвижников ХХ столетия. Старцу Иосифу Исихасту еще при жизни довелось немало претерпеть от одержимых варлаамитским духом, а сегодня пытаются посмертно уличить в прельщении таких отцов святой жизни, как Порфирий Афинский и Харалампий Дионисиатский.

Тут надо с сожалением отметить, что часть вины за эту хулу ложится на совесть издателей, публикующих переводы слишком низкого качества. Язык старцев бывает настолько своеобразен, что его понимание требует от переводчика личного духовного опыта и развитой интуиции. Прискорбно, но неточности переводов дают лишний повод антиисихастски настроенным критикам к нападкам на православное подвижничество и учение о молитве.

Кого из святых не обвиняли в прелести, не гнали, на кого не писали доносов… Пять раз отправляли в ссылку Афанасия Великого; в ссылке скончался Иоанн Златоуст; все знают, что претерпели Иоанн Дамаскин и Максим Исповедник. Не только Григория Паламу, но всякого выдающегося святителя обвиняли в свое время в ереси; не только Порфирия Кавсокаливита, но множество преподобных и блаженных современники уничижали как прельщенных. Достаточно вспомнить, какой критике, неприятию и гонениям со стороны священноначалия подвергалось некогда Оптинское старчество. Известно, что свои же собратья притесняли Серафима Саровского, да и до сих пор не унимаются те, кого опаляет одна только память о его огненной святости.

Критики исихазма являют собой иллюстрацию известной закономерности, выраженной апостолом: душевный духовного не разумеет. Последователи Варлаама – это те, кто не обладает способностью различения духов, то есть не приучены к различению добра и зла, но берутся судить духоносных подвижников, не понимая, что духовность неописуема.

Дерзающим судить праведников неведомо, что духовная жизнь с ее закономерностями, как и действия лиц духоносных, как и прочие «вещи будущего века», являются тайнами, и тайны эти могут быть полностью познаны или, вернее, опытно постигнуты только святыми – теми, кто живет в совершенном единении с Богом, кто преображен благодатью и принадлежит, скорее, к жизни будущего века, чем к нашей, земной жизни. Плотские мудрования варлаамитов обречены на несостоятельность уже потому, что душевное всегда пристрастно, а стало быть, необъективно. Рационалистичный ум поражен самоуверенностью. Предприимчивый, напористый и практичный, но вместе поверхностный и зауженный, он не ведает собственной ограниченности, полагая возможным судить обо всем.

Смута начинается там, где люди, вместо того чтобы самим заняться молитвой, начинают критиковать молитву других. Эти критики, мнящие себя способными судить праведников, сами оказываются в том самом состоянии, которое пытаются приписать другим: по неведению собственного духовного уровня человек впадает в состояние прельщенности, мечтательности. Он мнит в себе несуществующие добродетели,  принимает за богоугодные и «духовные» свои душевные, нервные порывы.

Читайте также