Когда участь собаки лучше, чем человека

Еще живя на земле, человек понимает, что невозможно быть счастливым в одиночку. Где бы ты ни был, какую бы красоту не видел, полнота наступает только тогда, когда ты можешь этой красотой поделиться с другим, с тем, кого ты любишь. Когда ты можешь кому-то близкому сказать: «Посмотри, как это потрясающе». И наоборот, когда уходит в иной мир тот, кто тебе дороже всего на свете, то с ним умирает и все то, что тебя когда-то радовало и вдохновляло. Красота остается, все так же светят звезды, такой же пурпурный закат, так же поют птицы на рассвете, все та же трель цикад, но внутри человека, там где когда-то жила радость, застывает мрачный туман сердечной тоски.

Самые невообразимые и потрясающие красоты рая становятся адом безлюбовного одиночества, если там не будет Бога. Сироте не могут заменить отца и мать даже самые красивые игрушки и самые лучшие наряды. Никакой рай, никакое вечное блаженство не сможет заменить душе Бога. Потому, что без Него все остальное не имеет никакого значения.

Но даже тогда, когда у тебя есть и Бог, и рай, эта радость не будет полной, если ты не сможешь переживать радость со-бытия с Богом с другими, такими же родными тебе братьями и сестрами. Эта радость будет умножена на столько, сколько людей будет переживать такую же радость вместе с тобой. Это и есть счастье вечной райской жизни.

Поэтому преподобные Силуан Афонский, Софроний Эссекский, Нектарий Эгинский и другие наши верные друзья так часто и много говорят о потрясающей любви Бога к человеку. Бога, Которому мы молимся, к Которому простираем наши руки. Бога, Которого мы не знаем, не чувствуем и не понимаем. Бога, в Котором мы видим то неумолимого судью, то требовательного прокурора, то строгого воспитателя, а иногда и безжалостного палача. Но только не Того, Кем Он есть на самом деле – кроткого, смиренного, любящего нас бесконечной и безусловной материнской любовью Отца, готового ради Своих детей на все.

В чем причина такой громадной пропасти понимания Бога между теми, кто пережил с Ним встречу лицом к Лицу, и теми, кто судит о Нем с колокольни собственного рассудка? Она в том, что наш ум нас постоянно обманывает. Эмоции дёргают нас за ниточки помыслов, и мы теряемся в них, как ребенок в шумном городе. Эгоизм и самолюбие с ужасом и недоумением смотрят из нас на мир со всеми его болезнями, эпидемиями, войнами и искушениями. Страстный ум рисует перед нами извращенные образы не только людей и событий, но и Самого Бога. Поэтому наш «бог» так не похож на того Бога, с Которым встретилась наша духовная семья.

Доброта животворит, а логика и расчет – мертвит все, к чему прикасается. Поэтому суетный мир идет за логикой, а те, кто спасаются, – за добротой.

Чувства, познающий ум с его рассудочным интеллектом, мысли, возникающие в голове, – все это постоянно меняется в нас, как узоры стеклышек в калейдоскопе. Мы всю свою жизнь проводим, глядя на театральное представление, режиссёром и постановщиком которого является дьявол. Ум в этом театре играет роль скомороха, который узурпировал правительственный трон, то место, где надлежало восседать чистому сердцу. В сердце живет доброта, а в уме – логика. Логика может быть безупречной, но в ней нет и капли Истины. Доброта животворит, а логика и расчет – мертвит все, к чему прикасается. Поэтому суетный мир идет за логикой, а те, кто спасаются, – за добротой. Логика рисует в нашем воображении своего «бога» на основании умозаключений, взятых из Библии. В Библии все написано правильно, но если мы читаем ее не сердцем, а умом, то получаем и соответствующие для падшего ума выводы.

Личность воспринимает мир через действия чувств и ума, а душа, переживая их, испытывает радость или боль. Другого источника познания у нас нет, поскольку мы утратили связь с Богом. Но как только эта связь восстанавливается через коммуникацию благодати, в человеке открывается истинное духовное зрение, и он начинает видеть Бога так, как Он есть (преп. Софроний Эссекский). К сожалению, другого способа восстановить эту связь, как только через боль и страдания, не существует. Страдания делают нашу душу тоньше и чувствительнее к духовному миру.

На моем домашнем иконостасе очень много прославленных и непрославленных святых. Но там нет ни одного, кто бы не понес свой крест, не прошел через свое личное распятие.

В моем домашнем иконостасе очень много изображений прославленных и непрославленных святых. Но там нет ни одного, кто бы не понес свой крест, не прошел через свое личное распятие. Поняв это, нам нужно смириться, если мы хотим соединиться с небесной семьей всех святых. Другого пути к их столу, наполненного преизбытком радости и благодати, нет. Это объясняет то, почему Бог не дает нам анестезии.

Ведь боль – единственный мост не только к Богу, но и к другим людям. Пройдя ее опыт, мы начинаем чувствовать и понимать других людей, видеть их души, сопереживать их страданиям. Боль делает наше сердце мягким, разбивая камень его бесчувствия, а вера обязывает нас к доверию. Преподобный Паисий Святогорец так говорил по этому поводу: «Если человек терпит, то всё встает на свои места. Бог все устраивает. Но требуется терпение. Терпение, в котором нет рассудочности. Раз Бог все видит и следит за всем, то человек должен без остатка вверять себя Ему… Если же у человека нет терпения, то его жизнь превращается в муку – ему хочется, чтобы все совершалось так, как удобно ему, так, чтобы ему было хорошо. Но естественно и что покоя он не находит, и происходит все не так, как он хочет».

Глаз не может видеть самого себя, ум, который понятия не имеет, что такое мысленная тишина, также не может познать себя. Познать себя мы можем только через освящённый, преображенный нетварным светом собственный дух, в котором живет Христос. Там наше все, наша семья, наша любовь, наша радость. Входной билет и регистрация с этим родством, право быть причастным к этой радости начинается с нашей человечности.

Боль – единственный мост не только к Богу, но и к другим людям. Пройдя ее опыт, мы начинаем чувствовать и понимать других людей, видеть их души, сопереживать их страданиям.

Если вышеприведенные рассуждения могут показаться кому-то слишком сложными, я приведу самые простые примеры. В декабре 2012 года в Наварре, в Испании, проходило важное соревнование по легкой атлетике – забег на длинную дистанцию. Бежавший Абель Мутай, представляющий Кению, остановился в нескольких метрах от финишной черты, подумав, что завершил гонку. Испанский спортсмен Иван Фернандес был прямо позади него и поняв, что происходит, начал кричать кенийцу Абелю, чтобы тот продолжил бежать, но Мутай не понимал по-испански. Тогда испанский спортсмен буквально дотолкал его до победы.

– Зачем ты это сделал? – спросил журналист Ивана после гонки.

– Моя мечта – когда-нибудь жить в едином обществе, – сказал Иван. Медаль выиграл кенийский спортсмен, а победил испанец. Он сможет сидеть с кенийцем за одним столом, не отводя глаза в сторону.

Чего не скажешь о Кевине Картере, профессиональном фотографе, снявшем в ЮАР известный многим кадр «Стервятник и девочка». На нем мы видим умирающего от голода ребенка и рядом сидящего стервятника, ожидающим ее смерти. Кевин сделал эффектный кадр и ушел. Что случилось с этим ребенком дальше, его не интересовало. Мир оценил фото, мастер получил за него много денег. Конец жизни этого фотографа был печальный, он окончил свою жизнь самоубийством. Его нашли мертвым в собственной машине на берегу реки со включенным двигателем и заведенным через боковое стекло шлангом, идущим от выхлопной трубы. 

Таких историй очень много. Сейчас в нашей стране идет война, и она обнажает сущность людей, их нутро, невидимое в благополучные времена. Кто-то помогает беженцам и делит с ними свой кров и пищу, а кто-то дерет с них втридорога за аренду жилья, наживаясь на людском горе. Кто-то отдает последнее, а кто-то делает деньги на гуманитарной помощи. Кто-то, лишившись дома, боится лишний раз попросить помощи и благодарен за каждое доброе слово, а кто-то, решив, что ему все должны, под шумок войны устроил себе из беженства увеселительное путешествие, топая ножками и требуя к себе повышенного внимания на каждом углу. Сегодня мы все проходим экзамен на жадность и жертвенность. Экзамен на человечность. И многие из этих историй я узнаю не из интернета.

*   *   *

Когда моя сестра с детьми и престарелой матерью под бомбежками бежали пять километров из окраины Гуляйполя в центр, где их ждал эвакуационный автобус, они при всем желании не могли взять с собой старенького, полуслепого, добрейшего домашнего пса. Его, в промежутках между обстрелами, ходил подкармливать отец Кифа, местный священник, который остался в поселке. Делил он с ним еду до тех пор, пока собаку не насадили на вилы другие соседи, которые пришли грабить дом моих близких, пользуясь тем, что там никто не живет. Убили пса за то, что он, несмотря на старость, выполнял свой долг – защищал дом.

Это не богословие, а проза нынешней жизни. Но именно она и будет определять, кто станет членом семьи всех святых, а кто пополнит собой общество отверженных, участь которых будет в озере огненном. За Чапу (так звали собаку) я спокоен, поскольку уверен, что святые со своего стола и ему дадут кусочек. А что ждет тех, кто живет за счет горя и беды других, одному Богу известно.  

Читайте также