От Первого Вселенского Собора до последнего шага ко спасению

Отцы Первого Вселенского собора. Фото: facebook.com

Святые Отцы Первого Вселенского собора прочертили нам ограду между верой и ересью, между Церковью и миром, между теми, кто «живет как все», и теми, кто спасается. Эта граница проходит по мировозренческой горизонтали.

Но нет такого Символа веры, который мог бы дать четкое определение каждой ступени, которую должен пройти человек на пути к Небу. Нет такого дифференцированного подхода к процессу духовного роста. Потому что люди разные, и у каждого своя собственная лестница, ведущая в горние обители. Нам даны общие принципы, следуя которым мы можем приобщиться к вечности.

Спасение – это не мировоззрение, а опытная работа внутри своей собственной души. Потому что именно там гнездятся грехи, которые являются единственной причиной того, что благодать Божия не может войти в наши души.

Помимо очевидных обыденных грехов, которые мы можем распознать в душе, на ее более глубоких уровнях плодятся потаенные движения, порочные мысли, нечистые чувства, желания, сами зачатки страстей.

Они-то и есть суть нашей греховности – невидимая почва, на которой растет очевидный грех. Убирая то, что на поверхности, мы не уничтожаем корень, который таится внутри. Часто до корня мы попросту не доходим. То ли не умеем, то ли некогда, то ли не знаем, как.

Сегодня даже среди глубоко воцерковленных людей ничтожно мало аскетов. Они – явное исключение. Не желая брать на себя тяжести подвигов добровольных, мы не оставляем Промыслу Божию другого выбора, как посылать нам скорби невольные. Конечно, они не дадут нам того, что дает полноценная аскеза, но, тем не менее, сохранят главное – надежду на спасение, поскольку при страдании тела обновляется душа. Конечно, это при том условии, что человек верит, молится, причащается и живет по заповедям.

Важно понять, что аскеза – это не самоистязание и не мазохизм, но, прежде всего, освобождение человека от всего того лишнего, чем он загромоздил свою жизнь, что мешает ему приблизиться к Небу, под чем он скрыл истинную цель и смысл своего существования на Земле.

Аскеза – это не уход от жизни, а отказ от искаженной формы ее реализации, возвращение к ее истинной норме.

Духовные плоды всегда вызревают на почве самоограничения. Опыт отцов показывает, что внешние ограничения и утеснения являются источником дополнительной силы духа, оживляющей молитву. Из этого сама собой рождается потребность в уединении, устранении от лишних впечатлений, дел, встреч, всего того, что заполняет жизнь суетой и многопопечением.

Так делатель «умной молитвы» теряет всякое расположение к занятиям вещественным, по причине «утраты сердечного сочувствия к ним и по причине необыкновенно развитого сочувствия к духовному миру». Тогда естественным образом отпадают ненужные интересы, а то, что ранее казалось трудновыполнимым – например, молитвенное правило, – теперь начинает доставлять радость и вдохновение.

Людям этого мира практика аскетов кажется уродством, психической депривацией, болезнью. Как это: человек живет в подземелье, в пещерах? Почему он удаляется в безлюдные, неприступные места? Да и вообще, почему он не живет, как все?

Для человека, живущего «вылазками», застольями, спортивными состязаниями, политикой и развлекательными шоу, нормальный христианин – это уродливый инопланетянин. Даже внецерковное общение прихожан и духовенства мы не можем представить себе иначе, как по образу людей этого мира. То есть та же «вылазка», то же застолье, те же разговоры, только на православную (да и то не всегда) тематику. Но послевкусие от этого всего – та же пустота.

Это связано с тем, что другая форма нам не знакома, и я даже не могу с уверенностью сказать, существует ли она вообще. Кроме совместной молитвы и духовной беседы, я не знаю других форм, но утверждать, что их нет, тоже не буду.

Вслушайтесь в классические наставления опытного делателя молитвы, которые он дает тем, кто хочет научиться настоящей молитве, а не обычному нашему «молитвословию». «Весь образ жизни нужно предельно упростить, чтобы не было лишних поводов для забот о внешнем… всякое лишнее знакомство следует прекратить… жить как можно уединеннее, уста связать строгим молчанием… воздержание необходимо иметь во всем… выходи из-за стола, когда досыта не наелся и не напился, тогда голод и жажда будет непрестанными; хмельного вовсе не употребляй, приготовление пищи имей простое… подстилку на ложе – жесткую… все терпи: голод, холод, болезни, нищету, утеснения, всякую печаль и всякую тяготу».

Но что потом получает человек от этих трудов? Нет на земле слов – свидетельствуют опытно это познавшие, – которые могли бы выразить сладость вкушения благодати.

Человек теряет чувство времени и забывает о себе – он даже не знает, в теле он пребывает или вне него, будучи объят невыразимой радостью и счастьем. Даже если бы его заживо сжигали, мучили и пытали, он бы и на это согласился, лишь бы не потерять этой радости вкушения Духа Святаго.

Цель аскетической жизни – в «стяжании новой и лучшей энергии», позволяющей телу вместе с духом участвовать в благодатной жизни. По духовным законам другого способа самореализации человека, кроме как полной самоотдачи, нет, поскольку «личность, в ее чистом виде, есть самоотречение». Именно «поэтому и откровение Божественной Личности было явленно нам в условиях падшего мира через крестную смерть Богочеловека Иисуса Христа». Потому и от каждого, кто желает за Ним следовать, требуется такое же самоотречение.

«Жесткие» слова Христа мы не можем вырвать из Евангелия: «Всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником». Но при этом, жертвуя ради Христа всем, что у нас есть, мы не опустошаемся и не теряем, а приобретаем намного большее. То, что преподносится нам иной Силой в качестве дара, включая и самое ве́дение иного плана бытия, и познание непознаваемого, и «неве́дение, которое выше ве́дения», и многое другое, для обозначения чего у нашего языка нет точных слов. Правда также и то, что «не многие находят этот путь», и то, что «много званных, но мало избранных».

Поэтому спасающихся – «малое стадо».

Читайте также