«Узнали о победе 5 мая. От радости шарахнули со всех зенитных стволов»

В 2016 году Предстоятель УПЦ наградил Леонида Яскевича церковным орденом к 50-летию служения в Макариевском храме

Знакомьтесь:  Леонид Яскевич. 92 года от роду. Из них – 52 года – псаломщик столичного  храма Священномученика Макария на Татарке.  Журналист СПЖ встретился с ним в селе Юровка под Киевом, где уже много лет Леонид Емельянович проживает со своей дочерью, зятем и двумя внуками.

Небольшая комната в просторном двухэтажном доме. Личное пространство убеленного сединами старика заполнено иконами, православной литературой, фотографиями родителей, ликами известных деятелей Украинской Православной Церкви.

Бережно хранит Леонид Яскевич и попавшие ему в руки снимки из немецкого архива: кадры разрушенного войной Киева, а также многих православных храмов, которых сегодня уже не увидишь. (Это – Георгиевская церковь рядом с Софийским собором; церковь свт. Николая (Николая Доброго), где служил о. Александр Глаголев, отец Алексея Глаголева; церковь Петра и Павла на Куреневке).

Разговаривали о жизни, о войне, о тех интересных людях, которых встречал на своем жизненном пути этот светлый человек, и о вере в Бога,  пронесенную через всю свою жизнь.

«В 1923 году произошло чудо»

– Расскажите о своем детстве. Какие ваши самые яркие воспоминания того времени?

– Родился в Полтаве в 1927 году. И в этом же году родители переехали в Киев. Отец был священником. Его перевели настоятелем в Сретенскую церковь. Святыней в ней была чтимая икона Божией Матери «Всех Скорбящих радости». Это место сейчас находится в районе Сенного рынка на Львовской площади. И там мы жили в комнатушке под церковью. Когда мне было шесть лет, отец заболел сыпным тифом и я вместе с двумя сестрами тоже заболели и попали в Александровскую больницу. Отец там в 1933 году и преставился, похоронили его на Лукьяновском кладбище. Одно время  пришлось пожить даже на церковной колокольне. Как-то вечером, помню, пришел в церковь военный с саблей, пистолетом и девушка с ним. Пришли венчаться. Отец предложил военному снять портупею, саблю и оставить в пономарке, чтобы не заходил в церковь с оружием.

Сейчас этой церкви нет. В 1935 году ее разрушили коммунисты, а там, где был алтарь устроили клумбу. И на том месте долго ничего не строилось.  На эту церковь приезжали посмотреть паломники со всей Украины. В 1923 году произошли чудеса – обновились и стали ярко светиться и крест и купола. А в газете тогда написали, мать ее сохранила и я прочитал, что это никакое ни чудо, а атмосферное явление. Но люди все равно шли и верили, что это чудо Господь совершил. И называли эту церковь не Сретенская, а Скорбященская церковь. Потому что там была икона Скорбящей Божией Матери, чудотворная икона. И возле этой иконы люди получали разные исцеления.

– А как ваш отец, чему он вас учил в церкви?

• – Он не учил, его несколько раз забирали, арестовывали в 1930 году за то, что был священником, но потом отпускали. Перед тем, как ложиться спать, отец  молился перед лампадкой, потом брал меня на руки и я у него на руках засыпал.

Мать Александра Семеновна во время Гражданской войны закончила курсы медсестер и смогла устроиться в Киеве.

«Немцы поделили нас по национальностям»

– Где вы жили, когда началась Вторая мировая война?

– Когда началась война, мы жили в Ирпене. У знакомой нашей матери там был небольшой дом и она пустила нас в одну из комнат, там мы вчетвером и жили. Но с нами матери почти не было, она работала в какой-то больнице в Киеве и приезжала в Ирпень только в конце недели. В Ирпене ходили в местный  Свято-Троицкий православный храм. В 1939 году церковь закрыли, колокола переплавили, иконостас разушили, а росписи закрасили, а в самой церкви устроили артель, которая выпускала игрушки. Во время оккупации церковь открыли и после войны храм уже не закрывался.

А когда в 1938 году в Киеве открылся ЦУМ на углу Крещатика и Фундуклеевской, мать получала оттуда заказы и на дому вышивала и была уже с нами. Потом ее пригласили петь в хоровую капеллу «Думка» и она там пела до 1939 года. Она размещалась на улице Рейтарской.

Немцы вошли в Ирпень на Преображение, вошли под утро. И долгое время там были, не могли занять Киев, был очень мощный укрепрайон, который немцев удерживал. Но потом немцы всех жителей из Ирпеня согнали в Радомышль, весь поселок. Это был август 1941 года. Там был обустроен лагерь, неподалеку была церковь и мать ходила туда петь в хоре. А сам лагерь – это бывшая воинская часть – несколько 4-этажных домов, территория была обнесена колючей проволокой, но по разрешению коменданта можно было выйти на базар или в церковь. Но нужно было возвращаться.

Я запомнил, что тогда в лагере в Радомышле немцы поделили нас на национальности. Украинцы носили желтые повязки, русские – синие повязки, а евреи – черные повязки. И у евреев должна была еще быть на груди, на одежде, звезда шестиконечная. Потом всех евреев собрали, и даже те семьи, в которых, например, жена была русская, а муж еврей, все равно, собрали, отвезли в лес под Радомышлем, выкопали там ров и всех расстреляли. Мы это узнали от одного из местных полицаев. Он рассказал, что сначала расстреляли женщин, их присыпали землей, а потом расстреляли мужчин. Вот такое было. А когда в сентябре немцы заняли Киев, было очень много пленных, нас выгнали из лагеря в Радомышле и загнали туда военнопленных.

Немцы не смогли преодолеть 41-й укрепрайон и зашли в Киев с севера, со стороны Вышгорода, по Минскому шоссе.

После Радомышля я попал в Село Мирча Бородянского района. И там в местном храме служил псаломщиком. Это было в конце 1942 – в начале 1943 года, во время оккупации Киева. Сейчас это село не узнаете, тогда оно было небольшое и захудалое, а сейчас почти как большой поселок. А тогда в Мирче меня немцы чуть не расстреляли. Это был период, когда партизаны Ковпака переходили рейдом через речку Тетерев, сделали мост и переправлялись. И в нашем районе произошли стычки партизан с полицаями, были перестрелки. А я в тот момент не усидел дома и бегал по улицам. Церковный староста тогда схватил меня за шкирки и кричит: «Когда стреляют, нужно на землю ложиться, а не бегать по улицам». Мне тогда 16 лет было. В тот момент в Мирчу зашли разведгруппы Ковпака, которые во время переправы прикрывали с флангов основные силы Ковпака и увидели там полицаев и была с ними перестрелка. Но это быстро закончилось, и партизаны скрылись в лесу. Позже в Мирчу приехали каратели и жена сельского старосты сказала будто бы я связной партизан… Пришел офицер в немецкой форме и на чистом русском языке стал меня допрашивать меня и нашего священника из какого мы отряда, сколько там людей и где разместились… И сильно размахивал руками. Настоятелем был отец Григорий Литвин. Раньше он был главным агрономом Бородянского района.

«Люди были верующими и верующими оставались»

– А что вы делали в церкви?

Пел в хоре, читал часы, Апостол, Канон, вел всю службу. Я у матери научился, когда она шла на клирос, я шел с ней… и таким образом осваивал церковную службу.

– Как вам удалось избежать расстрела?

Староста церковный, у кого мы жили, во время Гражданской войны был в плену и знал немецкий язык. Он нашел коменданта и сказал, что ни поп, ни дьяк к партизанам не имеют никакого отношения, а отец Григорий был знаком с самим бургомистром Бородянки… И нас отпустили. А после жили одно время в Клавдиево. Там церковь в 30-е годы разобрали, и, по просьбе людей, храм обустроили в спортивном зале местной школы, туда приходило и молилось много народу…

– За что люди молились во время войны, о чем говорили?

– Молились за очищение грехов, за покаяние, и за мир, чтобы поскорее закончилась война…

Люди были верующими и верующими оставались… Многие часто называли себя не верующими, но по правде были верующими… И те, кто закрывал до войны церкви, потом их с разрешения немцев и открывали… Тогда, помню, было очень много крестин, крестили и малышей, и взрослых, и даже стариков. И венчались тоже… До войны этого в церквях не было. Много храмов отдавали под заготзерно или устраивали там клубы. Немцы поощряли открытие церквей, если об этом просило местное население. Но очень сильно следили за тем, чтобы в этой церкви не проповедовали против режима. А во времена советской власти человек, назвавший себя верующим, мог, например, потерять работу… Как-то в те времена меня пригласили в Киев на Рождество петь колядки к одному высокому чиновнику по фамилии Петропавловский. У него была квартира возле Оперного театра. Люди собрались и слушали. Но была ночь и меня повезли на ночлег в квартиру на Печерске. Там женщина, домработница говорит мне: «Если захотите помолиться, возьмите икону, она зашита в подушку!». Потом выяснилось, что я ночевал в квартире партийного секретаря киевского завода Артема.

В армию был призван осенью 1944 года. Служил в Житомирской, а потом в Волынской области. Повоевать не успел. Меня направили учиться на зенитчика в зенитный полк.

«Узнали о победе 5 мая»

– А где вас готовили?

– Училище размещалось в микрорайоне Богуния в городе Житомире. До войны там размещалась войсковая часть, а уже после войны было артучилище. Так вот в начале 45 года там на территории училища на земле вымыло весной человеческие кости. Оказалось, что во время войны немцы там разместили концлагерь… И наш учебный артполк оттуда перевели в другое место. После войны его расформировали, а меня, как сержанта, направили учиться под Москву в радиолокационное училище. Это было в августе 45 года.

– Где встретили День Победы?

– Официально это 9 мая отмечается, а мы узнали о победе 5 мая, когда находились на марше. вместе с орудиями и шли к новому месту дислокации. И тогда колонну нашу остановили и по приказу комполка из всех зенитных стволов жахнули залп в небо. Комполка потом сильно наказывать не стали, посадили за это под домашний арест. В Москве прошел парад Победы, но мы в нем не участвовали.

Радиолокационное училище под Москвой размещалось в землянках. Они были вырыты еще во время войны. Там я год осваивал стационарные радиолокационные станции «П-2» и «П-3», передвижных тогда еще не было. После окончания училища меня направили служить на Дальний Восток. Полгода простояли под Владивостоком, а когда началась навигация, отправили служить в бухту Провидения на Чукотку. Там мы сначала построили военный городок, потому что жилья не было. Когда построили, получили новые радиолокационные установки и следили за полетами американских самолетов к нашей территории.

После службы в 1951 вернулся в Киев. В 1953 году поступил в Московскую духовную семинарию в Загорске, закончил в 57 году. Пытался поступить в семинарию в Киеве, но не получилось. Первый раз не приняли потому что не было аттестата зрелости и тогда закончил школу рабочей молодежи, а второй раз потребовали справку о крещении. Ее не было, но я говорил, что у меня отец священником был, наверное, крестил… Но этого оказалось мало. Позже появилась семья, родилось двое детей – Юра и Таня.

«Президент не имеет права вмешиваться в церковные дела»

– Вы помните период, когда Украина стала независимой и в начале 90-х годов произошел раскол в Церкви, когда Филарет ушел в раскол…

Это было очень печальное явление… Дело в том, что Филарета я знаю давно, еще с Московской семинарии, Денисенко на два года меня моложе и тогда уже семинарию закончил и был помощником инспектора Московской семинарии. Тогда он был иеромонахом, наблюдал за порядком, чтобы занимались, вовремя становились на молитву… Уже в Киеве сначала он был епископом, а потом митрополитом. Это было до Горбачева. Воспоминания о нем были хорошие до поры до времени…

– Как вы восприняли новость о расколе?

Воспринял с сожалением… Почему, потому что верую во Единую Святую Соборную Апостольскую Церковь. Церковь одна, одна Церковь. Запрещенный в служении Василий Липкивский создал «Церковь», это не Церковь – самосвят… То же самое – Филарет. Он создал не Церковь. Если он не подчиняется Собору епископов, значит он вне закона.

– А ваше отношение к усилиям Президента любой ценой создать единую Поместную Православную Церковь?

Я же не виноват, что у Президента нет мозгов. Он не имеет права вмешиваться в церковные дела.  Он в этих делах, как видно, абсолютный профан. Он не имеет права… Церковь едина была, есть и будет… Он может организовать какую-то третью организацию, которую будут называть «Церковью».

Когда в 30-е годы Церковь гнобили, люди все равно оставались с Церковью. В 1937 году неподалеку от Макариевского храма, который был в то время закрыт, и в нем была шорная мастерская военного ведомства. Так вот там неподалеку на улице Татарской жил такой священник – отец Андриан Рымаренко. Так он сделал церковь у себя в погребе под домом, и эта церковь просуществовала до 1941 года. Он там совершал богослужения, там люди причащались. Отца Андриана дважды арестовывали, третий раз могли не выпустить.

«Это была семья, настоящая малая Церковь»

– А церковь тогда занималась благотворительностью?

Церкви тогда запрещалось заниматься благотворительностью при Советском Союзе. Уполномоченные строго следили, чтобы не было никакой благотворительности. Если доходила до него такая информация, повышался налог для Церкви. Был такой священник Алексей Глаголев, он опекал три храма. Он служил в одной церкви, а другую отремонтировал, церковь Варвары. Там было общежитие, так он убрал перегородки, сделал алтарь…

– Вы были знакомы с отцом Алексеем Глаголевым?

И с папой, и с сыном. На свою первую исповедь мать привела меня к отцу Александру Глаголеву. Это было в 37 году.  В том же году его арестовали, и он умер в застенках НКВД на Лукьяновке. Достойным преемником в служении Господу нашему стал его сын Алексей Глаголев.

Помнится, он устраивал у себя дома встречи с верующими. Собирались, пили чай, стихи читали, песни пели, шли беседы философские. А потом батюшка вдруг говорил: «Кто хочет, давайте поисповедую». Поднимались и шли на исповедь. В углу у отца Александра в квартире на улице Покровской стоял аналой и там батюшка исповедовал желающих. Исповедовались и снова садились пили чай и беседовали.

– О чем говорили, помните?

Беседы были разносторонние – исторические, философские, религиозные.

– Вам приходилось бывать на этих беседах?

Да. Обстановка была очень трогательной. Был большой стол, над столом – большой абажур. Большая комната разделялась книжным шкафом и пианино. Одна половина была жилая, другая – приемная. Во время этих бесед задавали люди и немало вопросов. Например, что делать, если милиция задержала, не пускают в храм с ребенком… Такое было. Ты – взрослый – иди, а детей в церковь не пускали. Также спрашивали, как правильно молиться, как правильно поститься… На эти беседы собирались те, кого знал отец Алексей или те, кто отца Алексея знали. Это была семья, настоящая малая Церковь. Если у кого беда, несчастье все участвовали и помогали друг другу… весь приход Покровской церкви. Если радость у кого, все спешили разделить эту радость, устраивали для всех угощение…

– Ваше сокровенное желание?

Сокровенное желание сейчас достойно сложить руки и отойти к Богу. И тем не менее возраста я не чувствую… К сожалению, не чувствую сегодня просвета в нашей жизни. Давайте вспомним историю. 1812 год. Война с Наполеоном. Народ поддержал армию, сплотился, и мы победили врага. И вот такая сплоченность народа сегодня, как никогда, нужна Украине…

Читайте также